Строптивая - [46]

– Жюль, ради Бога, что с тобой происходит? – спросила, проснувшись от холода, Паулина. Она натянула простыню на себя.

– Извини, – сказал он. В его голосе послышалось такое отчаяние, что Паулина забыла о досаде, вызванной тем, что он нарушил ее сон.

– Жюль, хочешь со мной что-нибудь обсудить? Это касается конференции? Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, прости, Паулина. Спи спокойно. Со мной все в порядке. Только…

– Только что?

– Ничего, в сущности, ничего. – Он начал легко похрапывать, показывая, что засыпает, хотя никак не мог заснуть. У него не было намерения влюбляться в Фло Марч. Ему хотелось только поселить ее где-нибудь, чтобы навещать, когда вздумается, дарить ей подарки, чувствовать ее рядом. Он никогда не задумывался над тем, что ему хотелось бы изменить свою жизнь и сделать Фло главной целью жизни.

* * *

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 10.

«Жюль однажды рассказал мне о парне, который довел его до бешенства, из-за чего он уронил фигурку балерины Дега, которая была настоящим сокровищем в его коллекции. Но я даже представить не могла, что парень, о котором он рассказывал, был Филипп Квиннелл. Если бы я знала, что у Жюля с ним такие проблемы, я бы никогда не пришла в номер Филиппа в «Шато Мармон». В тот вечер я решила оставить Жюля, после того, как он притворился, что не знает меня, когда мы столкнулись с Мэдж Уайт в ресторане в Вэлли. Позже я узнала, что Филипп сомневался в самоубийстве Гектора Парадизо с самого начала. В конце концов, ведь он был один из немногих, кто видел тело и был в доме. Он отказался поверить версии Жюля о самоубийстве, а потом позвонил издателю «Трибьюнэл», чтобы выяснить, почему газета не написала обо всей этой истории. Это взбесило Жюля по-настоящему.

Жюль мог быть добрейшим парнем, но мог быть и ублюдком. На самом деле мне не приходилось сталкиваться с этой стороной его характера, но я знаю точно, что именно Жюль добился отстранения Филиппа Квиннелла от картины Каспера Стиглица, для которой он писал сценарий.»

ГЛАВА 11

– Голливуд никогда не прощает провала, – сказал Каспер Стиглиц, у которого четыре последних фильма провалились. Он взялся посвятить Филиппа Квиннелла в нелегкий процесс работы киноиндустрии. – Он может простить все, даже пренебречь вашими всевозможными подлогами, растратами, иногда убийствами, но не прощает провалов.

Каспер посмотрел на Филиппа сквозь очки с темными линзами, которые никогда не снимал, затем с насмешкой осмотрел зал ресторана. Он покачал головой, выражая недовольство по поводу собравшихся среди дня посетителей.

– Сегодня я здесь самый известный человек, – сказал он мрачно. Минуту он раздумывал над тем, почему Мишель, метрдотель, усадил его за этот столик, и стоит ли поднимать шум, требуя пересадить его за столик в дальнем конце зала, где он видел Марти Лески, главу «Колосс Пикчерс», когда ходил в мужской туалет. Он назвал ресторан «Ле Дом», когда позвонил Филиппу Квиннеллу и пригласил его на ленч, чтобы обсудить процесс работы над их проектом, только потому, что ресторан обслуживал тех, кто связан с кино и музыкальным бизнесом, и где могли обратить внимание на то, что разговор идет о новом фильме.

Каспер развернул большую салфетку эффектным жестом и положил ее на колени. Филипп заметил, что парик Каспера был разновидностью прически середины месяца: пятнадцать дней со дня последней «стрижки» и шестнадцать дней до следующей «стрижки», и в тот день завязал волосы в хвост с помощью резинки. В тот сезон такая прическа среди продюсеров и сотрудников кино среднего возраста считалась самой шикарной, а Каспер, как отметил Филипп, был всегда на переднем фронте киномоды. Его черный вельветовый пиджак от «Армани» был расстегнут, и под ним виднелась майка с изображением фрагмента «Герники» Пикассо. Филипп должен был признать, что парик Каспера почти нельзя отличить от естественных волос. Он подумал, участвует ли Уиллард, дворецкий, который казался таким щепетильным, в водворении парика на голову Каспера каждый день и помогает ли приклеивать, прикреплять или что-то другое, что делают с париками.

Каспер, продолжал волноваться по поводу предоставленного им столика, очень нервничал, постоянно чихал и сморкался.

– Мне надо отойти, – сказал он, вскакивая из-за стола. Поднявшись, он заметил Мону Берг. – Смотри-ка, Мона здесь. – Сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, но оборвал фразу, когда увидел кого-то, не менее известного, чем Мона Берг, в том же конце зала, где он сидел с Филиппом.

– Привет, Мона! – крикнул он в сторону ее стола.

– Привет, Каспер! – отозвалась Мона Берг, показывая жестом руки, что им надо переговорить по телефону позже.

– Поздоровайся с Филиппом Квиннеллом, – сказал Каспер, представляя ей своего соседа по столику. – Мона Берг – лучший агент в городе.

Филипп и Мона обменялись приветствиями.

– Эй, Мона, это тот Фил, что написал очень, очень острую книгу о Резе Балбенкяне, «Смена» называется. Ты ее читала?

– У меня никогда нет времени читать что-то, кроме сценариев, Каспер, ты же знаешь, – сказала Мона Берг. – Но я выберу время и прочту вашу книгу, Фил, обещаю. Что ты думаешь о моем предложении Эллиота Карвера на роль Блая? – спросила она.