Строки, имена, судьбы... - [35]
Бумага, печатание и все иные расходы обеспечены со стороны типографов. Нужно только сделать интересную книгу.
Если бы почему-либо сборник не удалось издать (что, в сущности, невероятно), то я ручаюсь Вам, что рукопись никуда, кроме моего портфеля, не попадет и я верну ее Вам в полной неприкосновенности. Но я получил уже несколько согласий (от Горького в том число, Чирикова и др.), не сомневаюсь в успехе.
К рассказам будут приложены портреты и факсимиле, поэтому прошу дать то и другое.
Если же вы не найдете возможным написать эти несколько страниц, то дайте мне несколько стихотворений Ваших. Я вспоминаю, что они печатались в журналах и их было бы возможно перепечатать.
Очень прошу поддержать Вашим участием хорошее дело. Писать можно обо всем, о чем хотите. Никакого отношения к целям сборника в статье не надо. Было бы интересно публике, а это несомненно.
Рукопись желательно получить по возможности скоро или к 1 июля по адресу: Москва, Чистые пруды, 217, Н. Д. Телешову.
Будьте добры ответить. Надеюсь, что согласны. Очень надеюсь на это и очень об этом прошу.
Желаю всего доброго.
Жму Вашу руку.
Ваш Н. Телешов".
В первых числах ноября, обеспокоенный долгим молчанием Шаляпина, Телешов напоминает ему о своей просьбе:
"…Дорогой Федор Иванович. Извини ради бога, что пристаю "с ножом к горлу"… Сделай одолжение и мне и тем, кто всю жизнь возится со свинцовыми буквами, набирая из них наше и о нас…"
Наконец, на Чистые пруды пришел долгожданный ответ. Вот письмо Шаляпина:
"Дорогой Николай Дмитриевич!
"При сем" — как пишут писаря — прилагаю мое охальное сочинение. Ежели найдете возможным что-нибудь изменить — прошу и буду благодарен, ибо считаю себя пиитом столь ничтожным.
Вы увидите, как я изменил конец стиха, — не знаю, удачно ли. В субботу я еду в Питер; может, зайду попрощаться, а если не сумею, то прошу извинить и почувствовать на расстоянии мое дружеское пожатие руки.
Любящий Вас Ф. Шаляпин.
Мне не нравится слово "глыбы".
Может, найдете слово лучше, прошу, пожалуйста, замените.
Ф. Шаляпин".[25]
Надо отдать должное увлеченности и редакторской активности Телешова. Работа над сборником была завершена им в рекордно короткие сроки. Этому в значительной степени способствовала та готовность, с которой откликнулись на его призыв Бунин, Вересаев, Златовратский, Зайцев, Крашенинников, Чириков, Серафимович, Белоусов, Федоров, Семенов, Скиталец.
Особый вес сборнику должны были придать опубликованные на его страницах размышления Льва Толстого "О жизни и смерти" и четыре чеховских письма.
"Друкарь" вышел в свет в начале 1910 года и сразу же завоевал симпатии и внимание широкого русского читателя.
В нем привлекало все — и то, что он был напечатан в типографии известного всей России товарищества И. Д. Сытина, и то, что он являлся изданием вспомогательной кассы типографов. Привлекали имена и портреты писателей, многие из которых публиковались впервые, факсимиле их автографов на форзаце сборника, вклейка с фотографией памятника "Николы чюдотворца Гостуньского диякону Ивану Федорову".
И конечно же, добрые чувства в сердце русской передовой общественности в первую очередь пробуждали благотворительные цели "Дру-каря". Каждый, кто приобретал сборник, знал, что весь сбор от его реализации поступит на устройство в Москве Инвалидного дома имени Ивана Федорова для тружеников печатного дела.
Стихотворение Шаляпина "Заря" было напечатано в сборнике без редакторских правок. К нему была приложена репродукция с известного серовского портрета.
По своему характеру стихотворение несколько программно, но в каждой его строке ощущается могучее дыхание шаляпинского таланта, страстность, порыв, явная революционная патетичность. Каждая его; строка рождает образ, живописно зримый и яркий. Название стихотворения символично. Можно только пожалеть о том, что оно не было положено на музыку кем-либо из современных Шаляпину композиторов и не вошло таким образом в его репертуар.
Шаляпин создал эпоху в искусстве как певец и актер. Правда, в его письме из Кливленда к дочери Ирине от 2 января 1922 года есть фраза: "Ведь я в душе поэт". Однако его занятия поэзией были все же чисто эпизодическими и не выходили за рамки любительского увлечения, сопутствовавшего великому певцу в минуты его досуга.
И тем не менее, каждое его слово, каждая его строчка, напечатанные на страницах старых журналов и литературных сборников, это — драгоценные крупинки, переплавляющиеся в золотой слиток шаляпинского наследия.
Туапсинские встречи
Близится полночь. Давно опустела терраса небольшого загородного кафе, расположившегося почти у самой вершины горы. Вокруг единственной горящей лампы, опаляя прозрачные крылышки, вьется и кружится невесомый золотисто-изумрудный кордебалет мошкары, бабочек, мотыльков. Над нами все неистовей разгораются россыпи необыкновенно лучистых, ярких, как угли, звезд, кажется, стоит только поднять руку, чтобы почувствовать тепло небесного костра. Внизу, словно на дне необъятной пропасти, переливается нарядными разноцветными огнями ночной Сухуми.
