Строгановы: история рода - [29]

Шрифт
Интервал

По пути молодой граф часто проявлял интерес к увиденному, задавая Ромму различные вопросы. Так, например, после посещения водопадов на реке Вокша, он поинтересовался, почему понизился уровень грунтовых вод.

Ромм писал: «Простирающиеся поля пшеницы и считанные деревни в районе Нижнего Новгорода наводят на мысль, что там справляется с работой ничтожно малое количество крестьян. Петрозаводск же являет пример совсем обратного: множество населённых мест, очень мало запаханных земель, болота, песок, озёра, церкви и леса, и всё это в большом количестве, в том числе и рыба. В воздухе стоит гул от летающих комаров. Местные жители мучаются из-за неплодородной почвы и неблагоприятного для успешного ведения хозяйства климата. Можно только удивляться, что они ещё при этом испытывают привязанность к своей столь неблагодарной местности». Неудивительно, что Ромм осязаемо ощутил, насколько далеко он находился на самом деле от «la douce France» (милой ему Франции). Граф Александр Сергеевич Строганов часто поручал Ромму при подготовке к “Voyage pittoresque en Russie” («Живописному путешествию по России») обсуждать с Павлом его собрания рисунков, географических карт и описаний городов и памятников, которые он к этому времени усердно подбирал. Второго декабря 1785 года Александр Сергеевич прислал Ромму и Павлу перевод этих описаний; граф Строганов страстно желал, чтобы они разделили его радость, когда ему удавалось приумножить это сокровище, как называл он эту коллекцию. «Она предназначена для Тебя, мой дорогой сын, я посвящу её Тебе. Чем больше я трачу время на эту коллекцию, тем больше она доставляет мне радость. Я собираю материал, подобно пчеле, порхающей с одного цветка на другой, я всюду в постоянном поиске».

В своих письмах граф Александр Сергеевич Строганов никогда не упрекал сына за его поведение, на которое Александру Сергеевичу жаловался его учитель и воспитатель Жильбер Ромм. Строганов косвенно использовал жалобы Ромма в своих тактичных напоминаниях Павлу, как себя следует вести:

«Твой дневник, мой дорогой сын, доставляет мне большую радость. С графом Мантейфелем, который только что вернулся из путешествия по России, – четверть пути он проехал верхом, – я долго и много беседовал… Он рассказывает обо всём очень скромно, хотя обладает обширными познаниями. Невольно у меня появилось желание, чтобы ты стал похож на него…»

Письма Александра Сергеевича Строганова заканчиваются часто намёками: «Моё место рядом с тобой занимает месье Ромм, ты должен относиться к нему, как ко мне, твоему отцу, любить и уважать его, как будто он твой второй отец».

Ромму Александр Сергеевич писал:

«Как любезно с Вашей стороны, мой дорогой друг, передать мне известие от графа Головкина. Он написал мне превосходное письмо. Однако ему неизвестны обычаи царского двора. Совершенно невозможно прочесть его государыне в таком виде. Мы все вместе внимательно просмотрим его, подумаем… Чтобы выполнить просьбу М. du Рагу, необходимо преодолеть немало трудностей.

О том, что он предлагает, к сожалению, не может быть и речи. Наши уголовные законы находятся в хаотическом состоянии, потребовалась бы вечность, чтобы их собрать и привести в порядок. Нам нужны новые законы. Наша дорогая государыня как раз и занимается тем, чтобы их разработать, просило Её Величество советов и у меня. Свод законов уж почти готов… М. Дю Пари не должен распространяться об уголовных законах, предназначенных лишь для российского государства, а ограничиться общепринятыми всюду воззрениями и принципами, на которых основаны уголовный закон и уголовно-процессуальный кодекс. Только справедливость, снисходительность и доброта Екатерины позволит ей самой решить этот вопрос должным образом.

Самые добрые пожелания „нашему" сыну. Разве я не прав, называя его „нашим“? До свидания, друг мой».

Письмо, которое написал отцу Павел, несомненно, успокоило графа Александра Сергеевича.

«Дорогой и уважаемый отец, – писал Павел 15 февраля 1786 года из Киева. – Очень обеспокоен тем, что в течение целой недели от Вас не было никакой весточки. Мы здесь читаем письма Петра Великого, адресованные графу Апраксину[29], некоторые из них весьма недурно написаны. Эти письма проникнуты благожелательностью… Недавно нас пригласил на обед И. С. Колиус[30], здешний командующий. У него мы встретились с тремя братьями Ланскими и мадам Роже… У нас, к счастью, всё хорошо, мы надеемся, что и у Вас всё в порядке. Прошу Вашего благословения. Передайте привет моей маленькой любимой сестричке.

Твой послушный сын…»

Через три месяца Павел писал из Симферополя:

«Из Карасу-Базара мы направились в Сордак, Феодосию, или Кефу, а затем в Керчь, Еникале и Арабат. Феодосия была когда-то большим городом с двадцатью тысячами ремесленников и называлась Малым Константинополем. В настоящее время от неё остались одни развалины. На окружающих города стенах, сооружённых генуэзцами и армянами, сохранилось множество различных надписей. В Керчи, кроме церкви, реставрированной из старых обломков, нет ничего примечательного. В Еникале из пропастей постоянно идёт газ и сочится активный ил. Мы наполнили сосуд некоторым количеством этого газа и убедились, что этот газ может в любую минуту воспламениться. На обратном пути мы побывали в Карасу-Базаре в подземной пещере, в которой постоянно сохраняется лёд. В этой пещере мы увидели сталактиты из льда и камня, которые нам встречались ещё в Чардыне. Там находятся бездонные пропасти. Пасхальное воскресенье мы провели в этой пещере. Но, конечно, значительно хуже по сравнению с нашими семейными праздниками, когда Вы рядом, когда вся наша семья в сборе. Надеюсь вскоре увидеться».


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.