Стретч - 29 баллов - [73]
В самой записке содержались путаные объяснения, как дойти до паба. Записка лежала между двумя последними исписанными страницами. Запись на правой странице была сделана нехарактерно четким почерком:
Дорогой Фрэнк.
Мне очень жаль. Ты представить себе не можешь, как мне жаль. Тебе скажут, что я пытался делать это раньше. Я понимаю, как это всех шокирует, но на сей раз у меня нет выхода.
Перечитал раз записку — слабо получилось. Под рулевым колесом я оставил еще одну записку для Сью. Сообщи в полицию.
Билл.
Я тоже перечитал — действительно слабо. Я вспомнил о Дебби и Бене, задумался о тихом и странном Мюррее. Если бы у Билла получилось, они были бы в полной растерянности и безысходности. Кто бы мог подумать? Джоанна права: со временем непонимание сменилось бы обидой. Обида — очень детская эмоция; возможно, именно поэтому она была уместна по многим причинам.
Я вновь оседлал «кавалер», сунул дневник в бардачок и повернул назад к коттеджу. По дороге из телефонной будки позвонил в полицию Лестона. Я сказал им о записке для Сью, они ответили, что записку уже нашли и уничтожили.
Когда я вернулся, «транзит» стоял у коттеджа. Сью сидела на кухне, обхватив ладонями бокал с вином. У нее был неожиданно свежий, выспавшийся вид.
— О, Фрэнк вернулся. — Сью смахнула слезинку.
— Да, ездил прогуляться. Тебе что-нибудь привезти?
— Нового мужа?
Я кисло улыбнулся, но она, кажется, не обратила внимания.
— Прости, Сью.
Она вздохнула:
— Что мне с ним делать?
Мне вдруг стало страшно неловко. Сью явно мучилась от душевной боли и дискомфорта, а я не знал, чем ей помочь. У меня вырвался неопределенный звук сочувствия: «Э-ХМ».
Сью постучала обручальным кольцом по бокалу.
— Ой, совсем забыла. — Она вскочила и стала рыться в сумочке. — Билл забыл тебе отдать.
Сью протянула мне четыре бумажки по двадцать фунтов. Меня осенило.
— Разве он тебе не говорил? Я попросил его оставить деньги у себя в залог за стол, который я у него покупаю.
Сью посмотрела с недоверием.
— Да, за шестьсот фунтов, или сколько там… Я сказал — пусть это будет мой первый платеж Кстати, минуточку…
Я вышел к машине, отсчитал двести двадцать фунтов, добавил к ним триста фунтов из кармана и вернулся в дом.
— Я, кажется, могу теперь внести всю сумму, как раз деньги получил.
Купюры легли на стол. Попутешествовав со мной с месяц, они выглядели слегка потрепанными. С деньгами в восьмидесятые годы случилось неладное. Отец, когда дела шли хорошо, держал деньги нанизанными на иглу дырокола, и, когда снимал их (что он часто делал), деньги топорщились и опадали, словно были из тонкой шелковистой ткани. Сегодняшними деньгами можно порезать пальцы. Их стали делать из какого-то вечного материала, напоминающего и металл, и газ одновременно. Внутрь загнали титановую сетку, уменьшили в размерах и заострили по краям. На ощупь казалось, что в них стало меньше ценности. Мои ассигнации, побуревшие и помятые, выглядели допотопными. Выложенная на стол сумма казалась огромной. Так оно и было, по крайней мере для меня и Сью.
Сью пораженно смотрела на купюры.
— Билл ничего не говорил.
— Наверное, не до этого было.
— Наверное.
Она продолжала смотреть на деньги, словно боялась, что они вот-вот оживут.
— Но Билл говорил, что фортуна и тебя в последнее время обходила стороной.
Мне понравилась ее витиеватая фраза. Словно я — бывшая звезда из кабаре или наследный пэр, вынужденный переселиться из усадьбы в лачугу егеря. Опять мелькнул лорд Стретч из Пултон-ле-Филд в трикотине и джерси с кожаным подбоем.
— Я преувеличивал. На самом деле завтра возвращаюсь в Лондон и начинаю работать на новом месте. Снова займусь журналистикой.
Я чувствовал душевный подъем. Вот он, эффект матери Терезы, в действии.
— Работа хорошая, буду писать в новый журнал для мужчин, называется «Эмпориум». Кстати, вспомнил, Билл про машину ничего не говорил?
— Про какую машину?
— Он сделал мне такую щедрую скидку, что я подумал, а не отдать ли вам машину?
— Фрэнк, это просто смешно, люди не отдают машины.
— Нет, правда, все нормально. Через пару недель мне выделят машину от фирмы. Этой развалине пара сотен — красная цена, я проверял по местной газете. Но машина пока на ходу, вам она нужнее, чем мне. Если честно, мне недосуг возиться с ее продажей.
— Когда ты успел все это с ним обговорить?
— Пару дней назад. Билл, видимо, хотел приготовить сюрприз.
Сострил называется, прости господи.
— Вот дела. Не знаю, что и сказать.
— Нет, правда, ничего такого. Ты сама-το видела этот стол? Красотища, шестьсот фунтов — почти задаром. Честное слово, все хорошо.
Душевный подъем понемногу спадал, уступая место предчувствию беды, от которого холодело внутри.
— Нам это очень поможет, ты сам знаешь.
— Конечно. Я еще попробую подсобить Биллу, у меня есть кое-какие связи в Лондоне. Все — дело времени, пусть только поправится.
Мужик, наливающий похлебку бездомным, девушка из соцслужбы, подстригающая им бороды, да врач, лечащий грибок на ногах, — вот какие у меня будут связи в Лондоне. Я пошел наверх принять ванну и обдумать собственный безумный поступок Свой угол, деньги, машина — все испарилось за пять минут разговора. Впервые за месяц я попробовал прикинуть свой балл. От устойчивых 28–30 баллов прежних шести лет всего за шесть недель осталось меньше 10. Я делал последние никчемные ходы в игре, в которой не было выигрышного варианта. 29 баллов — не самый лучший показатель. 9 — удел тех, кто навечно погрузился в животное состояние.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.