Стретч - 29 баллов - [33]
Однако к чувству досады примешивалось еще кое-что — спокойная уверенность, что я легко не сдамся.
Хрустящие бумажки
Интервью с отцом Тома было назначено на такую рань, что и жаворонка бы стошнило. «О’Хара» приучил меня вставать поздно, но Том уперся — интервью должно состояться за завтраком. Когда я поднялся, за окном еще чернела ночь. Накануне позвонила секретарша и передала тревожную новость, что к нам присоединится редактор журнала, некий Тейлор Бернард, который окончил университет на год позже меня и прослыл на весь мир как альфонс, пустозвон, дешевый писака и козел. Он вел несмешные рубрики, изображая из себя молодого консерватора, и недавно опубликовал книгу под названием «Сука» о том, как собака превратилась в женщину, однако дураков покупать ее не нашлось. Отец Тома хорошо понимал, что с Бернардом на посту редактора вокруг «Эмпориума» обязательно поднимется шумиха в прессе, ведь его дружки повсюду заведовали разделами критики в газетах. Если судить по писанине Бернарда, нам не светило найти общий язык.
Но больше всего меня беспокоило, что, если меня действительно возьмут на работу, Бернард немедленно вообразит, будто вытащил меня из сточной канавы. Вряд ли он помнил меня по Оксфорду — это был бы действительно тихий ужас, — но пожелтевшие вырезки моих статей о новых автомобильных стоянках, ограблениях почтовых отделений и районных матчах по футболу, а также три года небытия в Баттерси выставляли мой социальный статус в очень неблаговидном свете.
Меня рассматривали на должность замредактора справочного раздела, воткнутого в конец журнала и состоящего из перечней цен на машины и их спецификаций, информации о магазинах вин и готовой одежды и адресов фирм, упомянутых в журнале. Если справлюсь, обещали иногда поручать написание статеек Я получил копию пресс-релиза, озаглавленную:
Вынужден признать, что, несмотря на прежние сомнения, мне понравилось.
Пришлось всерьез задуматься, что надеть, и я с досадой обнаружил, что «О’Хара» успел чувствительно потрепать мой гардероб. Оставался еще костюм, но я сразу же отверг его. В середине девяностых в такой костюм пришло бы в голову вырядиться только временно работающему клерку или продавцу дешевого магазина. Вся одежда более или менее пристойного вида была для работы — шесть белых рубашек, три пары черных брюк, я бы даже сказал «слаксов», и пара сверкающих «мартенсов». Как я не комбинировал эти наряды, в итоге получался чертов официант. Оставались джинсы, кардиганы, пара кроссовок «Самба» (в школе такие поднимали на смех, но теперь они переживали загадочное возрождение), свитер с дыркой на локте и спортивные рубашки с короткими рукавами. Я считаю, что люди слишком много тратятся на одежду, но если у тебя нет хотя бы одного наряда, в котором не стыдно показаться, возникает чувство, что ты смирился с поражением. Мой гардероб явно принадлежал человеку, не рвущемуся в атаку.
Запаниковав, я разбудил Генри и спросил, не найдется ли у него подходящей к случаю одежды. С трудом оторвавшись от снов о гуавах и конвейерном поблочном кэшировании, он заметил, что я вешу на двадцать пять кило больше, чем он, и что его гардероб еще бессистемнее. В конце концов я остановился на бывшей парадной рубашке без воротника, самых старых джинсах, моем невыносимо куцем пальтишке и паре «мартенсов», надеясь изобразить пуританско-богемный стиль, и, отправляясь к метро, решил не смотреть на себя в зеркало. Шишковатые эластичные опоры пассажирских поручней, торчащие из-под потолка скрипучего вагона Северной линии, наводили на мысли о шарике Сэди и члене Гаэтано. Я перевел взгляд на пол.
Встреча была назначена в месте под названием «Гриль у Св. Иакова» неподалеку от редакции «Эмпориума». Место напоминало унылый грот, загороженный толстой стеклянной стеной, в которой невозможно было различить входную дверь. Беспечный мелкорослый итальяшка немного понаблюдал за актом пантомимы, пока я ощупывал монолит стекла в поисках дверной ручки, затем, с издевательским поклоном, потянул дверь на себя. Он, похоже, сомневался, впускать меня или нет, но, услышав фамилию Мэннион, стал обхаживать меня, точно к ним пожаловала Элизабет Тейлор.
Ни мои собеседники, ни другие посетители еще не появились, и официант усадил меня за столиком в центре зала размером с авиационный ангар, отчего моя уверенность в себе и вовсе пошла на убыль. Я заказал «моккачино» без кофеина, и щеголеватый официант был приятно удивлен, что я не попросил кружку растворимого кофе с тремя ложками сахара. Нестерпимо хотелось курить, но я решил, что курить перед интервью, до завтрака, до восьми утра — дурной тон. Соблюдение приличий загонит меня в могилу.
Мэннион и Бернард пришли вместе, Мэннион — в солидной тройке и розовой рубашке, Бернард — с длинными, как у «металлиста», волосами, с головы до ног облаченный в черное. По университету я помнил его чудаком-губошлепом в коричневых замшевых туфлях, болотного цвета вельветовых брюках и твидовом спортивном пиджаке. Интересно, сознавал ли он собственную нелепость? Я сильно сомневался.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.