Стреляй, я уже мертв - [8]

— Замолчи, сынок, замолчи! Не говори так! — взмолился Исаак.

Женщина посмотрела на Самуэля и погладила его по голове, а потом пробормотала:

— Ты прав, так и есть, но всё равно мы должны быть довольны — мы живы, и у нас есть еда на столе.

Когда они подошли к могиле где покоились обгорелые тела Софии, Эстер, Анны и Фриде, то похолодели.

Исаак взял горсть земли, покрывавший тела любимых, и с силой сжал, пока она не просыпалась между пальцами.

— Они вместе? — поинтересовался Самуэль.

— Да, мы подумали, что лучше похоронить их вместе, — извинилась соседка.

— Они бы этого хотели, как и я, — подтвердил Исаак.

— Нас тоже похоронят здесь, когда убьют? — спросил Самуэль с нотками ужаса в голосе.

— Никто нас не убьет! Бога ради, не говори так! Ты будешь жить, разумеется, ты будешь жить. Твоя мать не желала бы ничего другого.

— Он еще ребенок, и это такая тяжкая потеря, — сказала соседка, сочувствуя Самуэлю.

— Но он будет жить, и никто не причинит ему вреда. Эстер мне бы этого не простила, — Исаак зарыдал и обнял сына.

Женщина сделала несколько шагов назад, оставив их наедине. Она тоже всё это время плакала, чувствуя боль Исаака и Самуэля, как собственную.

— Мы хотели бы остаться одни, — попросил ее Исаак.

Женщина кивнула, поцеловала Самуэля и удалилась. Она тоже искала одиночества, чтобы оплакать свои потери.

Исаак сел на край могилы и погладил неровную поверхность земли, словно лаская лица жены и детей. Самуэль отошел на несколько шагов и тоже сел на землю, глядя на отца и холмик, где навеки упокоились бабушка, мать, брат и сестра.

Он знал, что отец, хотя и выглядел молчаливым, тихо бормотал молитву. Но что он мог сказать Богу? Может, это они виноваты, что их не было дома и они не предотвратили убийство своей семьи. Если бы тогда они были здесь, то могли бы попросить Господа что-нибудь сделать, но сейчас?

Через некоторое время Самуэль сказал, что у него болит голова, и они решили вернуться, чтобы он не заболел.

Остаток дня они провели, копаясь в руинах того. что когда-то было их домом.

Самуэль нашел обложку и несколько страниц из семейной Торы. Он осторожно попытался их соединить, зная, что для отца очень важна эта старая книга, принадлежащая еще его деду, который, в свою очередь, получил ее от своего отца, и так многие поколения.

Исаак нашел на полу пару вышитых Эстер платков, запачканные, но целые. Серьги и кольцо жены пропали из шкатулки, в которой хранились, хотя там обнаружился ее наперсток, как и наперсток Софии.

Пара книг сохранили все страницы. Они также отыскали остатки картины с улыбающимся портретом Эстер. Это был свадебный подарок от друга семьи, увлекающегося живописью. Художник достоверно передал красоту Эстер, ее карие глаза с зеленоватыми отблесками, темно-русые волосы, белую, почти прозрачную кожу.

Исаак чуть не разрыдался, но сдержался из-за Самуэля. Он не хотел, чтобы сын видел его сломленным, поэтому глубоко вздохнул и сдержал слезы, очистив платком то, что осталось от картины. Потом он попытался найти еще какой-нибудь нетронутый предмет, который мог бы пригодиться или хотя бы послужить воспоминанием.

— Отец, вот твоя Тора, — аккуратно передал книгу Самуэль. — Многие страницы вырваны, но думаю, что я их все нашел.

— Спасибо, сынок, однажды эта Тора станет твоей.

— Мне она не нужна, — отозвался Самуэль, тут же пожалев о своих словах.

Они замолчали. Исаака удивили слова сына, Самуэль думал о том, как объяснить отцу, почему он не хочет получить эту книгу.

— Мне дал ее отец, а ему — его отец, а я отдам ее тебе. Надеюсь, что когда придет этот день, ты ее не отвергнешь.

— Мне не нужна еврейская книга, потому что я не хочу быть евреем, — искренне ответил мальчик.

— Самуэль, сынок, люди не выбирают, кем им быть, это нас выбирают. Ты не выбирал родиться евреем, как и я, но мы евреи и изменить этого не можем.

— Конечно же, можем. Мы можем перестать быть евреями, если объявим об этом всему свету, и тогда нас оставят в покое. А если останемся евреями, нас убьют.

— Сынок... — Исаак обнял Самуэля и заплакал. Они плакали вместе в объятьях друг друга, пока не почувствовали, что слез уже не осталось.

Исааку больно было видеть горе сына, он понимал его отчаяние и почему в детском разуме быть евреем стало синонимом смерти и разрушения. Он не винил сына в том, что Самуэль хотел избавиться от того, что считал причиной гибели семьи.

Они продолжали поиски на руинах своего бывшего дома. Потом они направились к сараю, служившему складом шкур. Там не осталось ничего. Перед отъездом во Францию Исаак отобрал лучшие меха для продажи, но оставил остальное, чтобы продать позже. Толпа их унесла.

Он лишился всего, что имел. Матери, жены, детей, дома, предприятия. И за что? За что Господь решил с ними так поступить? Что дурного они сделали? Исаак прикусил губу, чтобы не застонать. Вся та боль, что им причинили, это лишь за то, что они евреи? Но он не мог сдаться. Рядом был Самуэль, притихший, прижавшийся к его руке, созерцая то немногое, что лежало у его ног в сарае.

«По крайней мере, у меня остался сын», — подумал Исаак. Он еще крепче сжал руку Самуэля. Да, у него остался сын. По крайней мере, у него есть Самуэль, и ради него нужно быть сильным и продолжать жить.