Стреляй, я уже мертв - [63]

Измаила похоронили в углу сада среди азалий. Через три дня у Дины начались роды, и Саида послала за повитухой. Два дня и две ночи весь дом не смыкал глаз. Роды оказались очень тяжелыми.

Самуэль предложил послать за Абрамом в надежде, что тот поможет Дине родить. Однако Ахмед колебался. Испокон веков роды принимали исключительно женщины, и он не мог понять, в чем проблема. Дина рожала уже не в первый раз, и Ахмед никак не мог взять в толк, чем же эти ее роды отличаются от предыдущих. В конце концов он все же разрешил Самуэлю послать за врачом. Однако, когда Абрам наконец пришел, оказалось, что уже поздно. и сделать ничего нельзя.

Это была настоящая трагедия. Ребенок родился мертвым. Дина тоже стояла на пороге могилы, и все дрожали от страха, готовясь услышать ее полный отчаяния вопль, когда она узнает, что этот ее ребенок тоже умер.

Ахмед был уверен, что чем-то прогневал судьбу, и она повернулась к нему спиной. Он не сомневался, что всему виной этот чужак. Ведь именно с тех пор, как он встретил этого еврея, на его голову посыпались все эти несчастья; хотя он не мог не признать, что новый владелец его земли оказался намного лучше, чем когда-либо был господин Абан. Самуэль обращался с ним, как с равным, прислушивался к его советам, как вспахать землю, построить загон или чем кормить коз.

Дом, который построили для себя эти люди, был таким же скромным, как и его собственный. Они работали от зари до зари и всегда были готовы поделиться всем, что имели. Самуэль считался их главой, но он ни разу не принял ни одного решения, не посоветовавшись с другими членами общины, включая Касю. Эта женщина, по-видимому, пользовалась у них большим уважением, и ее мнение имело немалый вес.

«Мы — социалисты» — изо дня в день повторял Яков.

Слыша эти слова, Ахмед лишь пожимал плечами. Он не вполне понимал, что означает это слово, но ему казалось, что оно относится не только к тем людям, что живут в нескольких шагах от него, но и вообще ко всем евреям, приезжающим в Палестину, чтобы основать так называемые «земледельческие колонии», где все будет общим и не будет частной собственности.

Самуэль вызывал у Ахмеда противоречивые чувства. С одной стороны, Ахмеду не в чем было его упрекнуть; напротив, Самуэль относился к нему, как к другу. Но с другой стороны, почему Ахмед должен ему доверять? Ведь Самуэль был чужаком, который думал, говорил и действовал совершенно иначе, чем он сам. К тому же он был чрезвычайно удивлен, обнаружив, что ни Самуэль, ни его друзья не ходят в синагогу. Они называли себя евреями, но при этом не соблюдали законов Божьих.

Что же касается Каси, то, по мнению Ахмеда, она не питала к мужу должного почтения, споря с ним на глазах у всех и публично отстаивая собственное мнение. Она, конечно, не была дурной женщиной; напротив, очень заботились о Дине, и в конце концов даже Саида невольно прониклась к ней симпатией. Однако сам Ахмед был не в восторге, что она постоянно толчется у него дома. Не то чтобы Кася ему чем-то мешала, но ему казалось, что она оказывает дурное влияние на его женщин. Он бы ни за что не потерпел, если бы Дина на глазах у всех начала бы ему возражать. Он всегда прислушивался к советам своей супруги и порой даже им следовал, но эти разговоры никогда не выходили за пределы их супружеской спальни.

Да и вообще соседство этих евреев его угнетало. Они не знали даже азов земледелия, не в состоянии были отличить одни семена от других, не могли справиться с плугом, не имели представления, как построить даже самую убогую хижину. Но, как бы то ни было, ему пришлось смириться с тем, что они все равно никуда не денутся и нипочем не признают своего поражения.

Со временем он привык к своим странным соседям и искренне привязался к Самуэлю.

4. Некоторое время спустя

Мариан замолчала. Ей очень хотелось закурить, и она задавалась вопросом, как отнесется к этому Изекииль, но вслух спросить не решалась. Кроме того, она знала. что курение в общественных местах в Израиле не приветствуется.

— Учитывая, как жили эти люди, когда мой отец приехал в Палестину... — сказал Изекииль, сверля Мариан пронзительным взглядом. — Ну что ж, в общем и целом это вполне совпадает с тем, что он мне рассказывал.

— Они не лгут, — ответила она, несколько задетая его язвительным замечанием.

— Я тоже не лгу. Но скажите, с кем вы разговаривали в семье Ахмеда Зияда?

— Я не могу вам об этом сказать.

— Ну что ж, ваше право. Хотя, конечно, интересно было бы знать.

— Зачем вам это? Что от этого изменится? Вы живете на той земле, где когда-то стояла их деревушка, и они для вас — не более, чем тени из прошлого.

— А знаете, меня заинтересовала ваша история. Причем гораздо больше, чем вы можете себе представить.

— Рада слышать. Только теперь ваша очередь продолжать историю — в собственной версии.

***

Неоднократно Самуэль задумывался, от каких мелочей порой зависит жизнь. Ведь если бы Измаил не заболел, и он не напросился бы сопровождать в дом врача эту крестьянскую семью, он никогда не встретился бы с Али и своими нынешними друзьями-евреями, в складчину с которыми купил эту землю.