Стреляй, я уже мертв - [60]

Утром малыш, измученный лихорадкой, едва смог открыть глаза. Ахмед послал Мухаммеда в карьер, чтобы тот предупредил, что отец сегодня задержится. Ему нужно было отнести Измаила к врачу-еврею. Ахмед готов был сделать все от него зависящее, лишь бы спасти сына. Он не желал примириться с тем, что его сын может умереть, тем более — задохнуться во время приступа кашля.

К счастью, с ними была Саида, которая могла присмотреть за домом и маленькой Айшей. Мухаммед, вернувшись из карьера, тут же отправился в дом дяди, чтобы предупредить, что бабушка останется у них еще по меньшей мере на один день. Потом Ахмед улучит минутку и поговорит с шурином. Сейчас главное — Измаил. И, тем не менее, дрожь пробегала по его телу всякий раз, когда он вспоминал об Али, который в любую минуту мог объявить, что продал карьер и его сад. Что тогда будет с ними со всеми? А ведь он еще ничего не сказал Дине о своем разговоре с Али. Он понимал, что она должна обо всем узнать — но позднее. Не сейчас, когда ее сын так тяжело болен.

Самуэль увязался за ним следом. Ахмед был не в восторге от его компании и по дороге решил, что непременно поговорит с Абрамом Йонахом, чтобы тот куда-нибудь пристроил этого парня, которого он не желал терпеть в своем доме. Нечего ему здесь делать. Ахмед уже исполнил свой долг гостеприимного хозяина, позволив этому чужаку задержаться у себя на две ночи. А теперь пусть идет своей дорогой!

Когда они добрались до дома Абрама, дверь им открыла Рахиль, его жена.

— Мой муж ушел проведать больного, но он скоро вернется.

Она оказалась права. Старый врач-еврей действительно вернулся через несколько минут и тут же осторожно осмотрел Измаила, спрашивая у Самуэля, что он думает о состоянии ребенка. Когда он закончил осмотр, лицо его стало строгим и печальным.

— К сожалению, Ахмед, я ничего не могу поделать. Жизнь твоего сына в руках Божьих; в этих краях нет врачей, обладающих достаточным знаниями и мудростью, чтобы спасти его. Я могу лишь попытаться облегчить его страдания.

Дина зарыдала. Ей до боли хотелось услышать от Абрама другие слова; пусть он даже обманет, но пусть не отнимает надежду. Как он мог сказать, что ее сын умирает? Почему он должен умереть? Чем успел провиниться Измаил, чтобы карать его так жестоко? Да, он отправится в рай, но не слишком ли рано ему туда: ведь он еще так мал? Воистину неисповедимы пути Аллаха, и, если бы она посмела, она возроптала бы против него: зачем он отнимает у нее любимого сына?

Врач-еврей предложил родителям кое-какие лекарства для Измаила, но при этом не нашел ни единого слова, чтобы их обнадежить; Самуэля он попросил подождать в соседней комнате.

Перед самым уходом до Ахмеда из соседней комнаты донесся чей-то голос, который показался ему знакомым. Несколько мужчин что-то горячо обсуждали, а один голос... не принадлежал ли он Али? Ахмед постарался себя убедить, что это невозможно. В самом деле, что Али делать в доме врача-еврея? Разве что он заболел и пришел к врачу за советом и лекарствами. Но Али не был похож на больного — так что Ахмед, должно быть, просто ослышался.

Они простились с Абрамом. Врач попросил разрешения навещать Измаила.

— Конечно, заходите, когда пожелаете, мы будем вам очень рады, — ответил Ахмед, без всякого, впрочем, энтузиазма.

Отвезя домой Дину и Измаила, он быстрым шагом направился в карьер, где провел весь день, каждую минуту ожидая дурных вестей, что Измаилу вновь стало хуже. К тому же его весьма удивляло, что Али так и не появился, однако оба шурина уверяли, что никто его не спрашивал.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Ахмед, снедаемый тревогой за Измаила, наконец вернулся домой. Еще издали он увидел, что перед дверью его дома толпятся какие-то незнакомые люди. Ускорив шаг, Ахмед пересек сад и оказался в маленьком домашнем палисаднике, где увидел Дину и Мухаммеда, они разговаривали с какими-то чужими людьми. Он разглядел троих изможденных мужчин, одетых в поношенные рубахи, сплошь покрытые заплатами, светловолосую женщину и девочку примерно одних лет с Мухаммедом.

Ахмед сделал шаг в сторону Дины.

— Папа... — голос Мухаммеда звенел от бессильной ярости.

— Что здесь происходит? — спросил Ахмед.

— Вскоре после полудня пришел господин Али, — еле выговорила Дина сквозь слезы. — Оказалось, что он продал наш сад, наш дом, нашу землю...

— Позвольте мне объяснить, — с этими словами Самуэль шагнул навстречу Ахмеду, глаза которого сверкнули гневом.

— Итак, ты решил присвоить мой дом... — начал тот.

— Нет, вовсе нет. Видишь ли, когда мы были у врача, я вышел в другую комнату, где встретил этих людей; они беседовали с египетским торговцем по имени Али. По-видимому, Али знал, что еврейские переселенцы хотят купить эту землю, чтобы обосноваться здесь. Уж не знаю, что он делал в доме Абрама Йонаха, но, так или иначе, врач познакомил его с этими людьми — кстати, они приехали из Вильно. Али рассказал, что его хозяин желает продать кое-какие не нужные ему участки, а именно: твой сад и его окрестности. Абрам Йонах очень расстроился и сказал, что ты — хороший человек, что у тебя большая семья, что вам некуда идти, и хозяин не может выбросить вас на улицу. На это Али ответил, что хозяин поручил ему продать землю, и что, если он не продаст ее этим людям, то все равно должен будет продать кому-то другому. Уверяю тебя, Абрам сделал все возможное, чтобы убедить Али продать другую землю, но тот ничего не хотел знать. И тогда я... Понимаешь, у меня не так много денег, но я честно пытался выкупить вашу землю, чтобы вы не остались без крова, но моих скромных средств оказалось недостаточно. В конце концов я договорился с этими людьми, что мы купим эту землю в складчину. Я поставил им лишь одно условие: что вы по-прежнему останетесь жить в своем доме и работать в своем саду. А мы все будем жить и работать по соседству, на тех землях, которые вы еще не обрабатывали.