Стреляй, я уже мертв - [48]

— Так значит, она умрет, если не отдохнет? — испугался Михаил. — Я не хочу, чтобы она умерла; иначе мне придется умереть вместе с ней, ведь у меня никого больше нет, кроме нее.

— Не волнуйся, Михаил, — заверил он. — Ирина не умрет, но ей необходим покой. Да и тебе он тоже не помешает.

Они оставались в деревне около месяца, пока Ирина не поправилась.

Хозяева постоялого двора оказались очень славными людьми, да и вообще местные жители держались очень дружелюбно. Они привыкли к проезжим, ведь до Империи было не так далеко. Таким образом, на супружескую пару с ребенком никто не обратил особого внимания, разве что все жалели больную Ирину. Тем не менее, в глубине души Самуэль по-прежнему стремился к своей цели: «В Иерусалим!» Он должен сделать это ради памяти отца.

Да, сделать это будет непросто, но все же возможно. Он знал других эмигрантов из России, таких же евреев, как он сам, которые уехали в Палестину и обрели там новую родину. Во многих уголках Российской Империи уже существовали филиалы известной организации «Возлюбленные Сиона», конечной целью которой было возвращение на землю предков. Некоторые из ее приверженцев уже достигли этой земли и основали там сельскохозяйственные колонии и стремились собственным трудом обеспечить себе средства к существованию.

Турецкие чиновники, похоже, не стремились чинить особых препятствий; они лишь собирали дань и отправляли ее в Стамбул. Как говорится, живи сам и давай жить другим, и тогда у тебя не будет проблем.

Первым делом они собирались отправиться в Париж, где он должен был продать Мари меха, которые хранил в сундуке.

Самуэль не видел ее больше двух лет, но вспоминал о ней как о доброй и неунывающей женщине, которая молча любила его отца и ничего у него не просила, зная, что между ними стоит Эстер, покойная жена Исаака, которую Исаак никогда не забудет.

Из Парижа их путь лежал в Марсель, где они должны были сесть на корабль, идущий в Палестину, хотя Самуэль до сих пор не был уверен, захочет ли Ирина поехать с ним.

Пока он так и не сказал ей, что уже несколько дней назад твердо решил ехать в Иерусалим, боясь услышать ее ответ. Ирина не была еврейкой; правда, евреем был Михаил, но это еще не значило, что они с Ириной обязаны его сопровождать. Да, он боялся услышать ответ Ирины, потому что знал, что не сможет бросить их на произвол судьбы — ни ее, ни маленького Михаила, которого полюбил всей душой.

Михаил был всего лишь ребенком, на которого он прежде почти не обращал внимания — только если видел, как он обнимается с Юрием, своим отцом, или с той же Ириной. Но за время путешествия они сблизились. Михаил оказался необычайно смышленым и разумным для своего возраста; казалось, он сразу понял, что от его поведения зависит их жизнь.

Но имел ли Самуэль право требовать, чтобы они отказались от подданства Николая II и стали подданными султана? Не лучше ли было и в самом деле начать новую жизнь в Париже? На многие вопросы он так и не смог найти ответа и отложил их до того времени, когда Ирина достаточно поправится, чтобы можно было их с ней обсудить. Здоровье Ирины понемногу шло на поправку, но она была еще слишком слаба, чтобы двигаться дальше.

Однажды вечером она все-таки заявила, что готова продолжать путь.

— Я уже поправилась и вполне могу ехать, — сказала она. — Нам больше нет смысла здесь задерживаться, мы уже и так потратили достаточно денег за время моей болезни, а у нас их не так и много. Нам нужно как можно скорее добраться до Парижа и найти какую-нибудь работу. Думаю, для тебя это не составит большого труда, ты ведь наполовину француз.

— Вот увидишь, тебе понравится Париж, и Мари тебе тоже понравится. Она — потрясающая модистка. Она купит наши меха, а потом...

Но она не дала ему продолжать. Казалось, она и сама была в восторге от его предложения.

— Я всегда мечтала побывать в Париже. Мы будем работать, а Михаила отдадим в школу. Право, единственное, за что мы можем благодарить царя — это французский язык, который мы знаем, как свой родной.

— Вот только знают его лишь образованные слои населения, — добавил Самуэль.

— Ну, ты, положим — наполовину француз; помнится, ты говорил, что твоя мать была парижанкой. А мои родители считали, что я должна получить самое лучшее образование; они отчего-то вбили себе в голову, что я стану по меньшей мере герцогиней, — произнесла она с непонятной горечью.

Самуэль хотел было признаться, что Париж — вовсе не конечная точка их путешествия, однако потом предпочел дождаться более подходящего момента, чтобы сообщить ей об этом.

Он старался беречь деньги, однако решил, что в Париже он все-таки будет ближе к Палестине, так что через два дня они отправились в Гётеборг. Там Самуэль собирался сесть на корабль, идущий во французский порт Кале.

Путь до Гётеборга оказался почти приятным. Ирина выглядела поздоровевшей, а когда у них кончились припасы, Михаил стал ловить рыбу в бесчисленных озерах, которые встречались на пути. Теперь у них больше не было причин скрываться, поминутно ожидая, что вот сейчас их настигнут слуги царя. Встречные крестьяне были весьма дружелюбны и всегда готовы помочь.