Стреляй, я уже мертв - [299]

Между ними состоялся печальный разговор.

— Полная неразбериха. Египетских и сирийских начальников больше заботит то, чего в войне добьется Абдалла, чем судьба палестинцев, — посетовал Мухаммед.

— Арабский легион закрепился в Западной Иордании, — объяснил Вади отцу.

— Вот поэтому они и не доверяют Абдалле, — ответил Мухаммед. — Они уверены, что он хочет заполучить эти территории для себя.

— Кое-кто из моих боевых товарищей тоже считает, что Абдалла не прочь расширить свое королевство за счет Сирии и Палестины — или хотя бы ее части, — сказал Вади.

— Я сражался с Фейсалом и Абдаллой против турок; тогда мы мечтали о великом арабском государстве, — ответил Мухаммед. Но теперь... Боюсь, что все, чего он хочет — это расширить границы своего королевства.

— Наш отец, как и ты, всегда был предан хашимитам, — сказала Айша, обращаясь к брату.

— Вот именно. Это твой муж Юсуф убедил меня вступить в войска шарифа Хусейна ибн-Али, отца Фесала и Абдаллы. мы боролись за создание большого арабского государства, но британцы нас предали, как и сейчас, своим уходом. Но прошлое остается в прошлом, сестра, а в настоящем мы просто боремся за выживание.

— И что же теперь будет с Иерусалимом? — решилась спросить Аниса.

— ООН решила, что он останется под ее управлением, но Абдалла захватил Старый город, а евреи не желают отдавать ни пяди земли, которой владеют.

Отец с сыном согласились в одном — впереди их ждет лишь неопределенность, пока члены Лиги арабских государств, каждый со своими интересами, больше спорят, чем помогают в войне, которая уже стоит на пороге.

Мухаммед отругал сына за то, что не увел женщин в Иерихон, но в конце концов согласился, чтобы они остались дома еще ненадолго, в особенности когда 18 июля заключили новое перемирие, продлившееся до 14 октября, хотя за несколько дней до этого произошли события, которые опять всё изменили. представитель ООН, граф Фольке Бернадот, предложил сместить границы и оставить Иерусалим в руках короля Абдаллы. Это предложение стоило ему жизни. Его застрелил член Лехи, и хотя Бен Гурион осудил преступника, но так и не смог его схватить.

— Мы проиграли войну, — сказал Вади во время одного из своих кратких наездов домой.

Мухаммеду ничего не оставалось, как признать, что сын прав. Войска обороны Израиля наседали на всех фронтах, мало того, они завоевали и территории, которые ООН выделила арабам.

— Этот год назовут годом Накбы [13], главным кошмаром в истории нашего народа, — сказал Мухаммед.

Хотя Айша хотела остаться в доме брата, Нур настояла, чтобы мать поселилась с ней в Аммане. Эмад хорошо устроился, они жили в доме на холме, откуда могли созерцать весь город. У Нур теперь было двое детей, она ожидала третьего. Она была всем довольна, но скучала по матери.

— В молодости я не хотела жить в Аммане, и мой муж Юсуф был столь добр, что согласился поселиться здесь, в доме моих родителей, — рассуждала Айша, собирая вещи вместе с Анисой и Сальмой. — А потом мы построили собственный дом в Дейр-Ясине... И вот я снова возвращаюсь в Амман. От судьбы не уйдешь...

Ее зять Эмад не хотел ждать ни минуты. Его можно было понять: несмотря на то, что перемирие вступило в силу, переезжать с одного места на другое было по-прежнему небезопасно, и он спешил как можно скорее вернуться в Амман.

— Перед отъездом я должна попрощаться с Мариной, — заявила Айша с такой убежденностью, что лишь Мухаммед осмелился ей возразить.

— Тебе нельзя даже близко подходить к Саду Надежды. Все кончено, Айша, ты должна понять, что они нам больше не друзья.

— Неужели ты думаешь, что я могу простить тех, кто убил моего мужа и сына? — воскликнула Айша. — Но Марина здесь ни при чем. Разве ей приходит в голову упрекать меня в гибели своего сына Бена? А Изекииль потерял и мать, нашу добрую Мириам, и жену, но я ни разу не слышала, чтобы он обвинил нас в их гибели. И если мы настолько глупы, что не в состоянии отличить друзей от врагов — значит, грош нам цена.

Сальма и Аниса лишь диву давались, слушая эту грозную отповедь.

— Теперь у нас один выбор: мы или они, — повысил голос Мухаммед.

— Я никогда не перестану любить Марину, она мне как сестра. И я пойду с ней проститься. Я знаю, что мы больше сюда не вернемся и никогда не увидимся.

С этими словами она решительно вышла из дома и направилась в сторону Сада Надежды, петляя среди оливковых и апельсиновых деревьев.

Марина, издали завидев подругу, бросилась к ней навстречу.

— За мной приехал зять, — сказала Айша. — Я уезжаю в Амман.

— Но тебе же никогда там не нравилось, — напомнила Марина. — Ты никогда не хотела там жить.

— Тогда я была совсем молода, и мне было тяжело жить в доме моей свекрови. Бедная женщина старалась мне угодить, но дело было не в ней, а во мне. Я хотела жить с мамой и с вами, хотела жить с моей семьей.

— Если ты уедешь... — Марина так и не решилась договорить начатую фразу.

— Мы больше никогда не увидимся, — закончила за нее Айша. — Да, я знаю. Поэтому и пришла, чтобы проститься с тобой.

Заливаясь слезами, они обнялись. Они вместе росли, поверяли друг другу самые сокровенные тайны, обе потеряли детей, но никогда не винили друг друга в невзгодах, прекрасно понимая, что не в их силах что-либо изменить.