Стреляешь в брата — убиваешь себя - [11]

— Где же он столько лет форму прятал? — удивленным шепотом протянул профессор. — Выходит до последнего надеялся, что старые порядки вернуться. Не зря, кстати, не зря…

— Тихо, профессор, умоляю, молчите! — почти беззвучно крикнул Андрей.

Профессор, однако, похоже его понял и больше происходящее не комментировал. Раздувшиеся от важности и осознания собственного величия усташи прошли по улице, даже не глянув в сторону подворотни, из глубины которой их провожали две пары глаз. Вскоре гулкое цоканье металлических подков затихло вдали, и город вновь погрузился в напряженную выжидательную тишину.

— Вот до чего, значит, уже докатилось, — укоризненно качнул головой профессор, привычным жестом потирая переносицу в том месте, где должна была находиться средняя дужка беспощадно раздавленных в драке хорватскими националистами очков. — А каков этот старый пердун?! Ты видел?! Все эти годы хранил где-то оружие и мундир! Надеялся, что еще возьмет свое. Похоже не зря…

— Но ведь так не может быть, профессор! — горячился Андрей, к которому с исчезновением усташеского патруля постепенно начали возвращаться присущие ему скептицизм и здравый смысл. — Ведь еще утром все было нормально! Откуда повылазила вся эта мразь! Что такого могло произойти, что они вдруг осмелились выползти на свет в фашистской форме?! Куда делась милиция, городская администрация, армия, наконец? Куда они все смотрят?

— Куда смотрят? Хороший вопрос! Я давно уже себе его задаю. Еще с тех пор, как в город начала возвращаться местная хорватская молодежь добровольцами уезжавшая на войну за отделение Хорватии, дравшаяся с югославской армией в Вуковаре. Ты разве не обратил внимания на это?

Андрею враз припомнились хмурые кучки молодых людей, характерного спортивного телосложения, одетые в полувоенную форму тут и там встречавшиеся в городе. Вели они себя тихо, вовсе не агрессивно, но появлялись на улицах все чаще. Все больше возникало на заборах, стенах домов, автобусных остановках угрожающих надписей, суливших всевозможные беды проживающим в городе сербам. Еще он вспомнил, как нервно реагировали на молодых хорватов без дела подпирающих стены домов и двери подъездов, проходившие мимо сербы, старавшиеся обойти молодчиков десятой дорогой, хотя те никогда не говорили в их адрес ни слова. Просто смотрели тяжело и выжидательно, с вожделением, тем взглядом, каким голодный волк смотрит из темноты зимнего леса на жирное овечье стадо. Он просто не придавал этому значения, теша себя иллюзией показного внешнего благополучия уютного европейского городка. Видимо такие же розовые очки вполне сознательно напяливали на себя и городские власти, и милиция, и представители югославского Департамента Безопасности, словом все те, кто должен был первым заметить неладное и бить тревогу, пресекая готовую затопить город беду на ранних стадиях. И вот сегодня, нарыв, похоже, созрел и готов был прорваться.

— Ладно, пойдем, посмотрим, что делается возле здания городской милиции.

— Разумно ли это, профессор? — удивленно пролепетал Андрей. — Может быть, правильнее было бы вернуться в гостиницу?

Владимир Михайлович глянул на младшего коллегу с неприкрытым изумлением.

— Да что с Вами, Андрей? Какая сейчас может быть гостиница? Ведь если мы как прячущиеся в норы при приближении опасности мыши забьемся к себе в номер, то ничего не увидим из того, что здесь будет происходить. А значит, пропустим настоящие исторически значимые события. Вы же профессионал, как Вы можете даже подумать о том, чтобы не принять участия в происходящем?! Кроме того, хозяин нашего отеля, как Вы и сами прекрасно знаете, — серб. А значит, если начнутся погромы, отель станет одной из мишеней разъяренной толпы. Так что отсидеться там все равно не получится. Поверьте, гораздо безопаснее свободно перемещаться по городу, чем сидеть в четырех стенах, как в ловушке и ждать, когда до тебя доберутся уличные громилы.

— Но, профессор, это может быть опасно… — вновь попытался как-то урезонить старшего товарища Андрей.

— Ничуть не бывало! В этом городе опасность нам в любом месте будет грозить совершенно одинаковая, так лучше быть в курсе происходящего и попытаться хоть как-то влиять на события, чем покорно, как быки на бойне ждать, когда за нами явятся эти новоявленные усташи.

Поняв, что закусившего удила профессора никакими разумными доводами не сдержать, Андрей, покорно опустив голову и едва передвигая ноги, поплелся вслед за ним к зданию городской милиции. Владимир Михайлович, в противоположность ему весь будто наэлектризованный энергией и желанием действовать, укоризненно поглядывал через плечо, но молчал, буквально таща младшего коллегу за руку.

У здания милиции весело гомоня, толпились вооруженные люди, к немалому удивлению историков многие из них были облачены в такую же черную фашистскую форму, что и шедший в составе усташеского патруля дед. Только эти были значительно моложе, и форма оказалась поновее, видно специально сшитая для этого случая, похоже, местные хорваты давно и тщательно готовились к выступлению. Среди ряженых фашистов то и дело мелькали и серые милицейские мундиры, громко звучала диковатая музыка, подъезжали и отъезжали машины. Вообще весь внешний вид милицейского управления свидетельствовал о довольно напряженной работе, группы милиционеров, усиленные усташами отъезжали от здания на машинах, или целеустремленным быстрым шагом уходили пешком. Порой с радостными криками и громогласными похвальбами возвращались, таща за собой полуодетых людей избитых и закованных в наручники. В углу просторной автостоянки беспорядочной кучей наваленные друг на друга лежали несколько тел в милицейской форме.