Стрелы и пули - [10]

С шумом, захлопнув альбом, девушка отшвыривает его от себя, и несколько минут сидит неподвижно, её тело сотрясает крупная дрожь, из прокушенной губы, тонкой струйкой стекает кровь, капая на ночную рубашку. Правильно говорят, что любопытство, один из самых страшных человеческих пороков. Ну, зачем она полезла смотреть фотографии, кто её просил! Как теперь, после всего случившегося, глядеть в глаза отцу? Забыть и сделать вид, что ничего не произошло? Но разве так можно?

При падении, альбом перевернулся, Герда поднимает его, собираясь положить на место, и внезапно видит, что с обратной стороны, переплёт украшен какими-то картинками. Смахнув слезы, девушка начинает их разглядывать. Четыре синих рисунка, выполненных на коже: пышногрудая русалка, обнимающая корабельный якорь, бабочка, присевшая на цветок, одноногий моряк с пивной кружкой в руке, головка известной актрисы Мэри Шип… Рисунки довольно примитивны, хотя не лишены определённой прелести. Герда, криво усмехнувшись, делает шаг к столу, как вдруг, до неё доходит, что это такое. Татуировки! Самые настоящие татуировки. Альбом переплетён человеческой кожей…

Она все-таки успевает добежать до ванной комнаты, где её выворачивает прямо в раковину. Пустив воду, Герда яростно начинает оттирать ладони грубой щеткой, словно это может помочь. Затем неожиданно, девушка вспоминает, что именно из той поездки, папочка привёз ей в подарок великолепную дамскую сумочку, умопомрачительно красивую, сшитую из мягкой, полупрозрачной кожи, кремового цвета…

Её снова, выворачивает наизнанку. Кое-как, утерев губы, она, сбегает по лестнице в оранжерею, затем в сад. Ей больше нельзя находиться в этом проклятом доме! Тонкий ледок, хрустит под босыми ногами, пронизывающий осенний ветер, рвёт рубашку, но она не замечая холода, бежит по дорожке в полной темноте и, в конце концов, оступившись, срывается с бортика прямо в пруд. Холодная вода, быстро приводит в чувство разгорячённую голову. К счастью у берега совсем мелко. Несколько раз, окунувшись с головы до ног, Герда всё-таки выбирается обратно на дорожку, затем возвращается домой, в свою комнату, и забирается под одеяло.

На следующий день, она просыпается с высокой температурой. Воспаление лёгких в тяжелейшей форме на несколько недель, приковывает её к постели. Метясь в горячечном бреду, Герда видит себя то с петлёй на шее, среди других обречённых, то стоящей в переполненной яме, облитой с ног до головы бензином, ожидающей, пока демон с лицом отца, бросит вниз, пылающий факел.

Только спустя полтора месяца, уже после Нового Года, ей разрешили встать с постели. К тому времени, ужас страшной ночи, покрылся толстым слоем пепла. Она вновь могла улыбаться, говорить правильные слова, целовать на ночь папеньку в щёчку, но в груди засел холодный, колючий осколок. Родные, решив, что её странное поведение, вызвано последствиями болезни, не придали ему особого значения. Вернее сказать, им было просто не до неё, ведь с каждым днём, ситуация на фронте становилась всё хуже и хуже. Лантийцы, вступившие в войну в начале осени, вяло копошились, не спеша начинать активные действия. В свою очередь славены, с невероятным упорством вгрызались в оборону противника, постепенно тесня имперцев. Похоже, даже самому упёртому идиоту становилось понятно — война проиграна, скоро наступит крах. Отец почти не появлявшийся дома, выступал по радио каждый день, призывая народ сплотившись, крепить ряды, прикладывая все усилия в борьбе до победы.

В его отсутствие, Герда повадилась пробираться в кабинет и просматривать доставляемые курьерами бумаги. Особенно её интересовали списки умерших в лагерях людей. Они приходили каждую неделю, девушка взяла в привычку внимательно их просматривать, выискивая знакомые фамилии. Так продолжалось до тех пор, пока…

Лампочка под потолком неожиданно вновь зажглась. Она горела вполнакала и в её тусклом свете, знакомое до омерзения помещение, показалось ещё более уродливым. Малыши спали. Их светлые головки, покоились у Герды на коленях, одна справа, другая слева. Спина затекла, но она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить брата с сестрой. Закрыв глаза, девушка принялась по привычке сочинять в уме очередное письмо Каю. Конечно, наверное, глупо, писать письма мёртвому человеку, но она так привыкла делать это в то время, когда Кай был ещё жив, что до сих пор не могла остановиться.

— "Здравствуй милый Кай. У меня всё в порядке. Надеюсь, оттуда, где ты сейчас находишься хорошо видно, что я тебя не забыла? Спешу, сообщить, мой самый лучший друг, что мы скоро, наконец-то встретимся. Ты рад? Я тоже, очень рада. Думаю, на небе гораздо лучше, чем здесь, на земле. Впрочем, можешь не отвечать, сама скоро увижу"…

Солнечным, весенним утром, когда Герда вместе с подругой решила пройтись по магазинам, (большинство из них уже были закрыты, но несколько дорогих в центре города всё ещё работали), в дом торопливо вошёл секретарь отца, Перси Дрейк. Молодой человек был бледен и очень растерян. По его лицу, катились крупные капли пота.

— Я очень извиняюсь, — торопливо заговорил он, обращаясь к Герде и её матери. — Господин Андерс, просил передать, чтобы вы ни в коем случае не покидали дом.