Стрелы Геркулеса - [11]

Девица спрыгнула с насиженного места и поклонилась, вызвав бурю оваций. Когда она, подхватив тунику, выбежала из зала, архонт, Геллий Мутилл, поднялся со своего ложа.

— И в заключение сегодняшнего вечера устроим аукцион. Разыгрываться будет одна ночь с этой милой малышкой-танцовщицей, и ее получит тот, кто заплатит больше всех. Но ее владелец любезно просил меня, во-первых, пообещать, что девушка может забрать себе половину вырученных денег, а во-вторых, что она не пойдет с мужчиной, который ей не понравится. Итак, с чего начнем, о граждане? Не хочешь ли начать торги ты, достопочтенный Корнелий Арвинна?

— Нет! — поправляя тогу, гневно закричал римлянин.

— Вот ваш Волк с Севера, — указывая на него рукой, произнес Ингомедон.

— Ты говоришь о римлянине? — переспросил Зопирион.

Неаполитанец утвердительно кивнул.

— Мне что-то не верится! — воскликнул Зопирион. — Рим — такое крошечное, отсталое государство! К тому же он так далеко от нас, у него даже нет выхода к морю! Как Рим может угрожать Таренту? Мы в большей степени опасаемся угрозы от жителей Лукании [27], этрусков или кельтов. Послушай, вполне возможно, что даже твой прекрасный Неаполь гораздо более величественен, чем маленький старый Рим!

— Поверь мне, я был в Риме и знаю, о чем говорю, — ответил Ингомедон. — Римляне консервативны и ужасно скучны. Вряд ли они будут смеяться над комедиями Аристофана. [28] Традиция — вот их царица. Они очень дисциплинированны. В отличие от нас.

— Ты имеешь в виду «нас — неаполитанцев» или «нас — эллинов?».

— Естественно, неаполитанцев я знаю гораздо лучше. Но это замечание можно отнести как к тем, так и к другим. Спартанцы дисциплинированы, но они не терпят эллинов. Скажем, я совершенно недисциплинирован. Среди эллинов полно «воинов в постели» — львов в спальне и кроликов на поле боя.

— Я слышал, что после победы над афинянами спартанцы потеряли голову.

— Возможно и так, но у римлян такая сложная организация, какая спартанцам даже не снилась. Кроме того, если римляне завоевывают соседние территории, они спустя некоторое время дают жителям возможность получить полноценное гражданство. За счет этого их сила растет.

— Города эллинов более недоступны и привилегированны, — заметил Зопирион. — Наши боги очень ревнивы, они ненавидят, когда чужеземцы участвуют в их обрядах.

— Это точно. Таким образом, когда эллинский город захватывает и присоединяет к своим владениям новые территории, как сделали афиняне, все остальные народности, населяющие эти земли, становятся объектами для эксплуатации. Как и следовало ожидать, они ненавидят своих хозяев и только и ждут подходящего случая, чтобы отделиться. Не знаю, на какие уловки и хитрости в области религии идут римляне, чтобы обойти препятствия, связанные с вероисповеданием, но им и это вполне удается, — неаполитанец зевнул. — Клянусь египетской собакой, зачем мне изображать из себя оракула, если я не могу предсказать свою собственную жизнь хотя бы на день вперед!.. Цены на девочку вышли за пределы возможностей моего кошелька, пойду-ка я домой. Но запомните мой рассказ. Если доживете до старости, то сами убедитесь, на что способен Рим.

Девушку выиграл крепкий лысый землевладелец. Праздник закончился, Зопирион заметил в толпе худощавого финикийского капитана с напряженным взглядом и стал пробираться к нему сквозь толпу.

На следующее утро, когда поднялось солнце, Зопирион появился в трактире, где Коринна занимала одну из двух отдельных комнат.

— Все готово. Отплываем сегодня утром на «Муттумалейн» капитана Ифбаала.

— Снова финикиец!

— Ничего не поделаешь. В ближайшие десять дней отплывает только он, если не считать капитана Страбона. Собирай вещи, мы отправляемся в путь.

Велия

Улетел сильный северный ветер, который дул весь вчерашний день, оставив после себя оживленный бриз. «Муттумалейн» нашел приют у небольшой каменной пристани: пирс, начинаясь у пляжей Кумая, серпом загибался в Тирренское море. Шаткая доска сходней служила мостом между пристанью и высоким планширом судна — пузатого корабля с окрашенной в ярко-алый цвет палубой и черным корпусом, над которым возвышалась одинокая мачта с желтым квадратным парусом, а на корме располагалась каюта размером не больше собачьей будки. Около мачты были грудой навалены весла, а на корме лежали два сложенных посадочных трапа, короткий и длинный.

Рабочие, громко перекликаясь по-оскски, грузили в трюм бочки с вином и оливковым маслом, тюки с полотном, мешки с солью. Восемь смуглых матросов-финикийцев в одних набедренных повязках, вооружившись веревками, закрепляли грузы. На пирсе стояли пассажиры в ожидании окончания погрузки.

Капитан Ифбаал находился на палубе (там, где у планшира начинались сходни) и делал пометку на вощенной деревянной табличке каждый раз, когда на борт поднимался очередной груз. Вместо украшенного вышивкой плаща, который был на нем вчера у пещеры Сивиллы, он оделся в обычный наряд финикийского моряка — блузу с короткими рукавами и кильт, поверх которых была наброшена короткая накидка, защищающая от легкого бриза. На голове капитана был надета круглая шапочка. Шею, как и вчера, украшало ожерелье из стеклянных и медных изображений финикийских богов. Капитан был мужчина среднего роста, слегка сутулый, худой до невозможности, с носом, похожим на ястребиный клюв.