Стрелок - [34]

Боб попытался это осмыслить. Как такое произошло? Одно возможное объяснение заключалось в сверхъестественном таланте меткой стрельбы, присущем Свэггерам, значительно превосходящем нормальный уровень и крайне редком. Почти все мужчины Свэггеры были стрелками. Этот дар особенно выделял их на войне и в перестрелках в мирное время, но, сознавая свой талант и гордясь им, они искали пути использовать его максимально продуктивно. Отсюда – снайперы, уничтожающие пулеметные расчеты, и полицейские, патрулирующие дороги и охотящиеся на гангстеров. Поэтому настоящий Свэггер предпочел бы оставаться поближе к оружию, а офицерский чин оторвал бы его от этого оружия, превратив из человека, которым он был, в человека, которым ему нужно было притворяться.

Но другой причиной могло быть то, что Эрл старательно дистанцировался от Чарльза. Если его отец поднялся выше своих талантов стрелка и стал офицером, сам он этого не сделает. Эрл провозглашал себя другим. «Я не буду таким, как мой отец», – заявлял он. И отсюда динамика Боба, спустя поколение, определенная смертью человека, которого он до сих пор почитал величайшим на земле: «Я буду таким, как мой отец».

Это вернуло Боба обратно к Чарльзу Ф. Свэггеру, гниющему в могиле под разваливающейся глыбой мрамора, которого никто не навещает, никто не помнит, которого, возможно, никто не любил. Но он умер с репутацией человека, свято выполнявшего свой Долг, следовательно, он – когда-то, где-то, как-то – произвел на кого-то впечатление.

У Боба зажужжал телефон, и – рассчитывать на это никогда нельзя – он услышал звонок. Взглянув на экран, увидел, что звонит Ник Мемфис из Вирджинии.

– Ник, это ты?

– Как делишки, док?

– Ноги у меня касаются земли раньше носа, так что это хороший знак.

– Очень многообещающе. Послушай, у меня кое-что есть. Отправить по почте я это не могу, но из старых архивов определенно следует, что твой дед работал в Бюро. А затем – э… как бы получше выразиться? – ушел из Бюро. Довольно внезапно, довольно драматично.

– Готов поспорить, он был дерьмом на колесах, – сказал Боб.

– На колесах? – Ник усмехнулся. – Пожалуй, твой дед стал первым дерьмом, преодолевшим звуковой барьер!

Глава 10

Банкерс-билдинг, 19-й этаж

Чикаго

Июнь 1934 года

– Послушай, Холлис, – сказал Чарльз. – Я знаю, что после «Маленькой Богемии» ты во всех черных списках. Но это случилось до меня, так что меня это не касается. Ты вкалываешь усердно, играешь по правилам, даешь мне честную двухдневную работу за каждый календарный день – и, по моим меркам, ты в полном порядке.

– Да, сэр, – сказал Холлис, прилежный тощий паренек из Айовы, окончивший юридический колледж.

– И я не буду ставить тебе в вину твое образование, справедливо? Здесь слишком много образованных дураков, а вот шерифов и полицейских недостаточно.

– Да, сэр.

Холлис вкалывал усердно; и пусть именно с его слов у оперативников родилось прозвище для Чарльза – разумеется, «Шериф».

Молодежь его просто обожала. В воздухе витали слухи о его победах. Кто-то раскопал отчет о знаменитой перестрелке 1923 года в отделении банка в Блю-Ай с его участием; кто-то, задействовав связи, получил доступ к его личному делу в Министерстве обороны и узнал, что он не только прослужил восемнадцать месяцев в нашей армии и вышел в отставку майором, отмеченным многими боевыми наградами, но до этого провел два года в окопах в рядах канадской армии и, помимо полной груди медалей, заслужил офицерский чин. Внезапно Чарльз стал королем-воином, каким, как прекрасно сознавали все эти молодые ребята, им никогда не стать. И то, что он не заигрывал с ними, притягивало их к нему еще сильнее. А то, что Чарльз не признавал свою репутацию, не обращал на нее никакого внимания и никогда сам не упоминал о ней, лишь делало его еще более загадочным, как и его суровая внешность, неизменный костюм-тройка, надвинутая на лоб фетровая шляпа с опущенными полями и новенький «Кольт» калибра.45 в кобуре под мышкой, в то время как все остальные предпочли более легкое оружие 38-го калибра, обладающее меньшей отдачей.

– Если калибр начинается не с четверки, оружие меня не интересует, – заявил Чарльз, выбирая себе табельный пистолет (эта фраза частенько цитировалась в отделении); и выбрал его он, покрутив в руках все, проверив плавность хода спускового крючка, подгонку затвора к рамке, а также не поддающееся описанию нечто, что он назвал «чувством» – ну как такая изготовленная на станке деталь, как рамка пистолета, может обладать чувством, гадала молодежь, – все эти неосознанные мелочи придали ему статус, к которому он не стремился и которому не был рад.

Первоочередное дело в повестке дня: меморандум для Первиса, копия для Коули, по поводу огневой подготовки сотрудников правоохранительных органов, в котором настойчиво предлагался отказ от традиционных занятий в закрытом тире в пользу более гибкой модели, делающей упор на постоянное перемещение между мишенями, стрельбу в движении, с различных углов и из разных положений, стрельбу навскидку наперегонки со временем, выбор калибра (опять же знаменитая «четверка», 45-й для «Кольта», 44-й специальный и 45-й длинный), упражнения по перезаряжанию и чистке (обязательно!), имитационная стрельба, имитационная стрельба и еще раз имитационная стрельба, а также базовые навыки ухода за оружием, не для серьезного ремонта в мастерской, а для исправления мелких неполадок в полевых условиях. Чарльз проповедовал абсолютную гибкость – другими словами, моделировал реальную перестрелку с участием реальных стрелков. Далее следовал вопрос прицельной стрельбы, в которую он свято верил, вопреки священной заповеди Отдела, требующей «стрельбы навскидку»: агент приседал, подавался вперед, вытягивал руку с пистолетом вперед и вниз, после чего вскидывал ее. Руководство Отдела полагалось на то, что мышечная память наведет пистолет на цель, и Чарльз соглашался с тем, что у некоторых людей мышечная память лучше, чем у остальных – у него самого она была отменная, – однако глаза, чтобы совместить мушку с прорезью прицела, есть у всех.