Стрельба по бегущему оленю - [4]

Он испугался до полусмерти. Окатился вдруг холодным потом. Вяло попытался согнать ее — но почему-то именно той рукой, которой зажимал нос, — и хватанул полновесный глоток трупного запаха. В голове поплыло… На вмиг опустевших ногах побрел он от комнаты к выходу. Коридор стал дрожать под его шагами, и не видно стало этому распроклятому коридору конца.

Наконец он добрался до выхода, с изнеможением повалился на ступеньку и сказал: «О-о-ох!»

Солнце палило по-прежнему, и под его лучами озноб, начавший было колотить Александра Даниловича, сам собой прошел. Он даже задремал, заслушавшись, как высыхает на его лице холодный липкий пот. Потом вдруг открыл глаза, облегченно вздохнул, будто скинув тяжкую ношу, и полез в карман за окурочком.

Завизжали половицы под торопливыми шагами. Один из молодых парней, приехавших на «газике», скатился по лестнице, вспрыгнул на каменную ограду соседнего двора, перемахнул через железный забор, венчающий эту ограду, и стремглав побежал к большим воротам соседнего дома — на улицу.

«Небось тоже не выдержал…» — решил Александр Данилович.

Снова раздался скрип половиц, но не такой торопливый и гораздо более грузный. На лестнице появились все остальные.

Капитан Еремин был бледнее других.

Начальник в серой тенниске уселся на нижней ступеньке, подчиненные сгрудились рядом.

— Ну что, капитан? — спросил один из молодых в штатском. — Можно поздравить? На вверенном тебе лежало необнаруженное. Хорош подарочек, даже завидки берут.

— Так кто же мог знать? — не понял шутки растерянный капитан.

— Начальник обязан все знать. И все предвидеть.

— Отстань ты от него, — лениво сказал старший.

Капитан Еремин приблизился к серой тенниске и стал о чем-то с ним шептаться. Должно быть, такое происшествие действительно было не подарочек.

Старший сидел, как сказано, на нижней ступеньке и курил. Вид у него был отсутствующий.

— …совсем еще девушка. Лет шестнадцать, как вы думаете? — задавал вопросы капитан Еремин.

— Кто ее сейчас разберет, — уклончиво отвечал старший.

— …уже почти год только мелкие кражи да драки, не поверите, а тут… вот-те раз!.

— Сочувствую, капитан, — рассеянно сказал на это старший.

— Синицын! А ну слетай, позвони, чтоб респираторы не забыли!

— Так Федя же не забудет.

— А если забудет?

— А вон он идет — спросим. Чтоб противогазы взяли, конечно, забыл сказать?

Федя, не отвечая, неторопливо подошел к забору, забрался на него и только оттуда ответил:

— Никак нет, вашсиясь! — и демонстративно остался сидеть. — Еще вопросы последуют?

— Кто едет?

— Павлуша едет. Кому же еще расхлебывать? Разрешите слезать?

Старший не ответил и полез за новой сигаретой.

Федя начал спускаться.

— Федя! — спросили внизу. — Там поблизости пивом нигде не торгуют?

Федя внимательно выслушал, затем опять молча забрался на забор и, сидя наверху, ответил:

— Никак нет, товарищ курсант.

Все лениво рассмеялись, исключая капитана Еремина и экскаваторщика Косых. «Шут ты гороховый, а не курсант!» — с неодобрением подумал Александр Данилович про Федю. Было очень жарко.

Федя повис на заборе, сделал «угол» и стал старательно держать его.

— Слезь, — поморщился старший. — Авторитет подорвешь…

Федя торопливо спрыгнул и по-бабьи ахнул:

— Батюшки! Едут!

Во двор въехала большая закрытая машина, и из нее стали выпрыгивать люди. Всего напрыгало пять. Они приблизились, старший вскочил со ступеньки и стал докладывать что-то щуплому парнишке в ослепительно белой рубахе с галстуком. Должно быть, это и был Павлуша, о котором говорили курсанты.

На вид ему можно было бы дать лет 25. Если бы, конечно, не сильно облысевшая голова. Голова же у Павлуши была облысевшая сильно: над темечком торчал один-единственный рыжеватый хохолок.

— Ну что ж… Посмотрим, — неожиданно звучным и ясным голосом сказал Павлуша.

Голос Александру Даниловичу понравился, но он все же подумал с неудовольствием: «Неужели таким вот молокососам поручают нынче дела? Дожили, нечего сказать…»

Между тем приехавшие распахнули огромный чемодан и всем стали выдавать противогазы. Александр Данилович даже не стал и подходить — все равно не достанется. Его и в самом деле не удостоили. Его и еще двух: курсанта Федю и курсанта Синицына, который пререкался с начальством.

Все поднялись и ушли, а Федя, криво усмехаясь, сказал им вслед:

— Вот приехал Паша — Паша все рассудит… Очень даже свободно.

«Двоечник ты, видать! — неприязненно подумал экскаваторщик Косых. — Противогаза, и того не дали. Оттого и рожа у тебя обиженная».

Прошло минут двадцать. Александр Данилович сидел просто так. Синицын и Федя лениво играли в крестики-нолики.

Завизжали половицы коридора. Кто-то возвращался.

Вышел Павел — слегка озабоченный — и вдруг присел рядом с экскаваторщиком. От него, от этого крахмального парнишки, приятственно пахло одеколоном.

— Как вас по имени-отчеству? — спросил он.

— Александр Данилович, а что?

— Просто так. Это вы, как я понимаю, заявили сегодня, что в доме опечатанная комната?

— Ну я. Только что здесь такого?

— По-моему, тоже — ничего. Вам об этом сказал кто-то, или вы сами увидели?

— Сам. Перед началом работы всегда полагается посмотреть, есть в доме кто-нибудь или нет. Это и по инструкции. Бывает, детишки играют, например. Вы не думайте, у меня ведь и наряд есть! — неожиданно закончил Косых и дал Павлу замасленную бумажку.