Стрекоза на льдине - [3]
— Не вбегай опрометью! Ударишься о камни!
Мне страшно, но: «Нет! Нет! Только опрометью, только сразу, в один миг!» Я приготавливаюсь к ударам о камни, к ледяной обжигающей воде, к стремительному потоку, уносящему меня вниз, к подножию горы. Я приготавливаюсь ко всему… Но когда я вбегаю в реку, все оказывается иначе. Мягкое дно. Да! Да! Я ощущаю покой. Странный, неведомый мне раньше, блаженный покой. Я не плыву. Я иду по дну. Камни расступаются, а когда мне хочется провести ладонью по их глянцевым спинам, камни подставляют их, как живые. Я забываю обо всем, обо всех, даже о Грише. Мне хорошо, как никогда в жизни. Я не чувствую ни времени, ни пространства. Я словно растворяюсь в нежной горной воде. И вдруг пронзительный крик ребенка рассекает ее на две части…
Открываю глаза. Алеша. Это его крик. Мы лежим на черной земле. Я ничего не понимаю. Хочу разжать пальцы, чтобы выпустить ребенка, но они не разжимаются. Они занемели. Целую личико мальчика. Шепчу, шепчу ему что-то ласковое. Он плачет, плачет, тыкается мне в грудь. Не могу! Не могу разжать пальцы! Кладу Алешу на землю, хочу расстегнуть пуговицы на кофте. Ничего не получается. В каком-то отупении рву скороженными руками края застежки, пуговицы… Наконец, беру мальчика на руки. Он жадно хватает сосок, затихает…
Вода снова принимает меня в свои нежные объятия, плавно расступается, исчезает. Я вижу огромные гроздья винограда. Сочные, прозрачные ягоды. В каждой виноградине сияет солнце. Оно не слепит мне глаза. Оно ласковое, как вода…
— Рахиль! Рахиль! Ты живая! Родная моя! Доченька!
Открываю глаза.
Кровь. Маленькая алая струйка. Она течет по щеке Степана Ивановича. Он гладит мои волосы, ищет мое дыхание. Я чувствую на своих веках его горячие слезы.
— Рахиль! Доченька… Ты живая. И Алешенька живой…
Я пытаюсь понять, что происходит. Почему мы лежим на черной земле? Почему Степан Иванович в крови? Почему он плачет? Ничего! Ничего не понимаю. Ничего не могу произнести. Ничего не могу сказать! Ни по-украински, ни по-русски, ни по-еврейски.
Старик прижимает к себе мою голову:
— Это контузия. От взрывной волны. Это пройдет.
Скоро пройдет.
И я вдруг вижу развороченные обгоревшие вагоны и мертвых обгоревших людей, и тусклое закатное солнце, и слышу гулкую вязкую тишину…
— Зямочка! Зямочка! Зямочка!
Степан Иванович не слышит ни одного звука, но он понимает по движению моих губ, по моим глазам…
— Рахиля! Доченька… Его нет. Родная! Прости меня!
Прости. Я не смог!
Слова старика звучат далеко-далеко, они едва пробиваются сквозь мою вязкую густую тишину. Я вскакиваю, бегу вдоль рельсов, запинаюсь об остатки вагонов, останки людей…
Степан Иванович падает на черную землю. Он не может больше бежать за мной. Никогда в жизни он не ненавидел так свой деревянный костыль. Никогда…
Я вижу, как падают комья земли, как старик тащит по этим комьям Настино тело, как он прижимает к себе обгорелый сверточек. Он сказал, что это Зямочка. Я не поверила ему. Я отшатнулась от пеленок. Я смотрю дикими глазами:
— Вот он Зямочка!
Мой Зямочка! А это… Это Алеша. Настя умерла, Алеша умер. А Зямочка мой живой. Он спит, и его черные реснички, длинные, как у девочки, тихонько вздрагивают во сне. Мы поедем в Сибирь. К Грише. Омск! Ленин! Зямочка живой! Алеша умер! Алеша умер…
Я вижу ужас в глазах Степана Ивановича. Он скрещивает две березовые палочки, связывает их тряпкой, вкапывает крест в черную землю и рядом выкладывает на этой черной земле белыми березовыми веточками шестиконечную звездочку. Я не понимаю: зачем? Зачем звездочка? Чья она? Чья? Кому? Зямочке!
Бросаюсь на старика. Бью его, рву одежду, волосы: — Ты! Ты похоронил моего Зямочку! Ты убил его! Ты убил его и выложил звезду на могилке! Убийца! Убийца!
Степан Иванович плачет, закрывает лицо руками… и вдруг кричит оглушительно… на всю землю, так, чтобы его голос прорвался через мою вязкую густую тишину:
— Я похоронил Алешу! Я похоронил Алешу! Его отец еврей! Алеша не крещеный. Он вашей веры. Твоей веры.
Это его звезда. Алешина звезда! Алешина звезда! Алешина…
Белое молоко. Белая скатерть. Белые занавески. Белая пеленка. Зямочка крепко сжимает ручонками мои пальцы. Пытается сесть. Я впервые чувствую его силу. Он кряхтит, сердится. Он не отвечает на мои агуканья. Он занят важным делом. Сколько сил Зямочка прикладывает к достижению своей цели. Мне хочется помочь ему чуть-чуть, но я сдерживаю себя. Сам. Он должен сам.
Дородная, пышнотелая украинка подает мне парное молоко. Я чувствую его живое тепло, его терпкий травяной запах. Господи! Какое блаженство. Пью медленно-медленно. Мне хочется пить это молоко тысячу лет, не останавливаясь…
Раскрасневшийся после бани Степан Иванович тоже пьет парное молоко. Наслаждается… Украинка наклоняется к Зямочке:
— Какой красивый мальчик. Сколько ему?
— Три месяца.
— Крупный.
— Пять ему. Пять месяцев. Обезумела Рахиль после бомбежки, не помнит ничего.
Я с ужасом смотрю на Степана Ивановича.
— Три месяца Зямочке моему! Три! Он десятого июня родился.
— Он родился 24 марта.
— Нет! Нет! Нет!
Я больше не чувствую запаха молока. Я не вижу белой скатерти, белых занавесок, белой пеленки. Только гроздья винограда. Крупные, сочные. И в каждой виноградине сияет солнце.
О любви всем все известно. О любви говорят и пишут неустанно. У автора данной книги свой, особый подход к этой теме. Вернее, не к теме, а к проблеме. Потому что ее герои, влюбляясь, кроме радости, нежности и прочих чувств, связанных с любовным состоянием, обретают и массу проблем. О том, как они с этим справляются, о всепобеждающей тяге мужчины к женщине — и наоборот — рассказано весело и легко, грустно и печально — как кому понравится...
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.