Стражи границы - [22]

— И сохраняете все в тайне. Не думаю, что мой брат будет в большом восторге от этой идеи, так что не стоит волновать его раньше времени. Не беспокойтесь, Лучезар, он подпишет нам выездные документы собственноручно.

Я ведь прекрасно понимал, что моей подписи Лучезару может и не хватить. Всего месяц назад все со дня на день ждали моей смерти и потенциальные наследники — дети моей тетки, уже начали мысленно примериваться на верхневолынский трон. Сейчас, с приездом Вацлава, вопрос о престолонаследии потерял свою актуальность — у князя, по слухам, есть парочка незаконных отпрысков. Впрочем, сам он это отрицает, хотя и поддерживает их материально. Честно говоря, проверкой этих слухов я никогда себя не утруждал, хотя это не так уж сложно. В основном потому, что меня устраивает любой вариант.

Так вот, при таких обстоятельствах, Лучезару лучше иметь подпись Вацлава, чем мою. Ведь неизвестно, вернусь ли я из плавания. Так что бы потом князь, точнее, король, не вздумал взыскать за мою смерть.

С тех пор я получал регулярные сообщения из Дубровника. Сайк строился. Лучезар отобрал морячков из своей команды для плавания. Здесь есть три категории — искатели приключений, авантюристы, спасающиеся от сварливых жен и от регулярной выплаты алиментов, и многодетные папаши, желающие прокормить свое потомство. Честно говоря, я предпочитаю третий вариант, о чем и сказал капитану. Как-то принято думать, что человек, заботящийся о других, более надежен, чем тот, кто бежит куда угодно, только бы ни о ком не заботиться…

Да, эти дни я провел лучше, чем Вацлав и Милан. Я им сочувствовал, особенно Милану, но что я еще мог для них сделать? В конце концов, Милана никто и никогда не готовил для этой роли. Положение у Милана было незавидным. Ученые, по мере сил, вставляли палки в колеса, нормальный совет ему мог дать только Вацлав, или я. Но Милан никогда не любил обременять друзей своими делами. А раз наука поручена ему, то извольте не мешать. Спрашивать — спрашивайте, но — за конечный результат. Думается, наши высоко ученые зубры еще пожалеют, что с ним связались. Милан мило улыбается, но он не слишком съедобен. Вот Вацлав, например, нанял его как мальчика на побегушках — за вином сбегать, когда чего-нибудь экстравагантного захочется, а кончил тем, что сам стал ему вино подавать.

Шутки шутками, но период взаимной адаптации и Милану и ученым придется пережить.

Я передал свои дела Вацлаву за три недели. Между медитациями на травке. Собственно, я просто рассказал брату, что случилось в стране в его отсутствие, и передал текущие дела с проектами решения или без оных. Как-либо влиять на принимаемые им решения я посчитал невместным. В конце концов, да здравствует король Венцеслав. Конечно, случись что серьезное, я бы вмешался, но Вацлав всегда был умницей. А когда я вернусь из Китая, ни одна собака даже не вспомнит, что я все еще король. Черт возьми, ну надо же было пережить свое собственное правление!

Вацлав не хотел принимать мою отставку даже сейчас.

— Хочешь — объяви меня своим соправителем, Ромочка. Но тебе будет непривычно жить в государстве и не влиять на его дела. Ты привык быть в гуще событий, как ты сможешь отстраниться?

Вацлаву трудно понять, что тот Яромир, который был королем Верхней Волыни, умер две недели назад. Когда я заболел и слег, меня перестали волновать дела государства. Меня не волновала больше и сама жизнь. Единственное, я хотел дождаться брата, да и об этом я перестал волноваться, когда пришло известие, что он пересек границу Верхней Волыни. Но тот я, который убивал себя, сидя за рабочим столом днями и ночами, так и не ожил. Король умер, родился человек. И хотя этому человеку уже под сорок, сил у него почти столько же, сколько у ребенка. А сейчас, при мысли, что мою вновь обретенную жизнь я снова буду проводить за письменным столом, я прихожу в ужас. Нет уж, для такого не стоило и оживать.

Где-то в Индии есть, или, по крайней мере, было, верование, что души наши после смерти переселяются в свежие тела. Но забывают о своем прежнем земном пути. А души, не помню, то ли праведников, то ли мудрецов, то ли и тех и других одновременно, помнят о своих прежних воплощениях. Теперь я знаю, что они при этом чувствуют, и я больше никогда не буду ни праведником, ни мудрецом. Правда, я и раньше не был ни тем, ни другим — у меня была другая специализация.

Еще в эти дни я занимался подготовкой к приему невест. Дорог из Москвы в Медвенку много. Вацлав ехал кружным путем — из-за того, что в Угории он был в розыске. Он оправдывается, говорит, что это, де, из-за Яноша, но разве можно в это поверить? Стоит только взглянуть в невинные, синие глаза молодого человека, и сразу станет ясно, что он просто не способен сделать ничего дурного. Еще Вацлав не хотел возвращаться в Трехречье — и там он числится в розыске. Он ссылается, правда на Володимира — того самого, из-за которого Стас чуть не убил его, но, мне думается, что просто не надо было заниматься конокрадством.

Перед московийскими учеными такие проблемы не стоят. Так что они поедут или через Трехречье — Гуцулию — Угорию, либо через Полесье — Угорию. В любом случае, ждать их следует на угорийской границе. Так что я организовал встречу на наиболее вероятных направлениях и разослал людей, чтобы немедленно сообщили о появлении девушек в стране. Честно говоря, мне не терпится увидеть тех, о ком я столько слышал. От Вацлава и Милана только и слышишь — Ларочка и Лерочка, Иллария и Валерия.