Стражи: Gelidus Corde - [30]

«Потом он станет моим, — подумал я, возвращаясь к пыльным страницам с заклинаниями. — Нашим…» — поправил я себя.

Бабушка поняла, чем я был занят, и взяла фолиант, оказывая мне помощь в исследовании. Мы молчали; было слышно, как скрипят ручки и тикают часы. Такая тишина редко устанавливалась между нами. Хотя мы были родными, но чаще мы воспринимали друг друга скорее как ученика и учителя, а не бабушку и внука. А сейчас наше молчание было теплым, семейным, приятным: так собираются родственники по вечерам и занимаются своей рутиной. Однако у нас это была не такая рутина, да и мы не такие, чего уж врать.

Громадная стопка книг на столе быстро уменьшалась, и больше исписанных листов откладывалось в сторону. Я отложил ручку и откинулся в кресле, расслабляясь. Бабушка же начала убирать тома, ласково проглаживая каждую обложку: она очень ценила книги и меня этому научила. Собрав драгоценные листы в стопку, я быстро проглядел записи.

— Совершенно никакого представления, как этому учить, — обреченно сказал я, обращая взгляд, молящий о помощи, к бабушке.

Она по-доброму улыбнулась и снова села напротив.

— На месте разберешься, думаю, Кетернии это будет понятнее.

«Помощи ждать неоткуда», — я потер переносицу, избавляясь от остатков напряжения.

Мы снова погрузились в молчание, но оно было другим. Казалось, будто бабушка что-то хочет сказать, эта информация давит на нее, но почему-то она ничего не говорила.

— Что-то случилось? — наконец-то спросил я, чувствуя нешуточное беспокойство, одолевавшее меня слишком часто последнее время.

Голубые глаза тяжело посмотрели на меня, будто сожалея о чем-то.

— Что-то не так с проверкой? С Кетернией что-то случилось?! — мой пульс болезненно ускорился, а голова закружилась.

«Нужно начинать пить успокоительное с этой девчонкой…» — промелькнуло у меня в голове.

Женщина покачала головой.

— Нет, с Кетернией все хорошо, — она грустно улыбнулась.

— Тогда что? — страх сразу прошел, я успокоился.

— Помнишь истории о добрых феях? — у бабушки на глазах навернулись слезы — такого никогда не бывало, кроме моментов, когда женщину одолевали счастливые воспоминания о муже, который ушел и никогда не вернется.

Я же не понимал, как глупые сказки о фейри из Благого Двора могли вызвать такую реакцию. Я помнил эти рассказы с детства: мне их рассказывала еще «та женщина». Повзрослев, я узнал, что чудесные и волшебные фейри существуют на самом деле. В детстве я был этому безумно рад, а сейчас равнодушен.

— Помню, — просто ответил я.

— Думаю, это в прошлом, — бабушка снова взглянула на меня с глубокой печалью и жалостью.

Я молчал. Почему-то я понял, что имела в виду бабушка. Последнее время плохие новости буквально поселились в этом доме и никак не желали покидать его.

— Что случилось? — я снова откинулся в кресло.

— Теперь нет разницы — Благой или Неблагой двор. Они в равной степени убийцы, — бабушка подтвердила мои опасения.

Дальше говорить не было никакого смысла. Я прикрыл глаза, желая спрятаться от суровой реальности, но такого не бывает. Честно говоря, я был сыт по горло всеми этими аномалиями, безумными убийствами, бессмысленными событиями. Только Кетерния оставалась лучом света в этом чертовом царстве тьмы: она пока ничего не знала.

«И чем дольше она не знает, тем лучше», — сокрушенно думал я.

Я открыл глаза: серость и безысходность мира никуда не делись.

«Все это мне уже осточертело», — подумал я, поднимаясь из кресла.

Бабушка даже не шелохнулась, будто ее это отчаяние уже охватило полностью. Она поняла, что ей от него не сбежать. Я вспомнил Кетернию.

«А мы сбежим, если не вчетвером, то вдвоем», — я подхватил лист с символом.

— Вот родимое пятно с запястья Кетернии, — я протянул рисунок бабушке.

Женщина аккуратно взяла бумажку в руку, чтобы не помять. Она внимательно изучала мою корявую закорючку, которая должна была запечатлеть вид артефакта. С каждой минутой бабушка все больше хмурилась, будто старалась вспомнить что-то важное. Наконец, она вернула лист мне.

— Мне кажется, что я видела подобное где-то, но не помню, где именно, — бабушка потерла висок: она всегда так делала, когда вспоминала что-то важное.

Женщина сокрушенно покачала головой.

— Прости, не могу вспомнить, но если что-то придет в голову, я обязательно скажу.

Я кивнул и пошел к выходу из кабинета. Подойдя к двери, я повернул голову и сказал:

— Иди поспи, бабуль, дерьмово выглядишь, — я ушел, тихо притворяя за собой дверь.

***

Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, поэтому, положив записи для тренировок с Кетернией, я покинул дом.

У меня не было особой цели, но в итоге я пришел к другой части пляжа, где было мало людей. Я устало лег на землю, всматриваясь в небо. Погода стремительно портилась: приближался конец лета. Тяжелые облака медленно плыли по небосклону, птицы, свободные от всех забот и волнений, залетали в них, исчезали, а потом резко появлялись в совершенно другом месте. Я впервые обратил внимание на это: я вообще редко наблюдаю за миром вокруг, только последнее время я почему-то все чаще обращаю свой взор в небо. Наверное, я жду помощи. Но от кого?

Я тяжело вздохнул и поднял руки над головой, рассматривая свои ладони на свету. Много мелких шрамов. Откуда они? Сам не помню, наверное, во время тренировок получил. Я легко опустил руки на лицо, закрывая глаза и просто слушая. Крики чаек, шум моря, хлопанье крыльев.