Стражи цитадели - [3]

После этого я придвинула стул к широкому ложу и принялась ждать.

Не было ничего удивительного в том, что с Филоменой, оказалось, так непросто иметь дело. Ее отец был канцлером Лейрана. Брак по расчету из политических соображений вынудил Филомену поселиться в столь отдаленном от королевского двора месте, как Комигор, а для изнеженной молодой особы, выросшей среди дворцовых интриг и столичных скандалов, это было подобно медленной смерти.

Довольно скоро стоны стихли. Герцогиня прерывисто вздохнула и огляделась.

— Куда все делись?

Она шмыгнула носом и моргнула.

— Я объяснила им, что их наипервейший долг — служить тебе, а заняться этим они могут, освободив комнату, чтобы ты могла дышать. А теперь расскажи, в чем дело. Ты ведь не рожаешь, и не похоже, что скоро соберешься.

Филомена снова взвыла. Служанка вскинулась со стула у двери, но я жестом велела ей оставаться на месте, а затем сложила руки на коленях.

Стон прервался икотой. Герцогиня промокнула глаза.

— Это ужасно. Видишь ли, если б я выносила остальных… Доктор велел мне оставаться в постели, иначе я потеряю и этого. Так страдать от этих проклятых родов, а они все оказываются мертвыми… кроме Герика, разумеется, дорогого моего… Хотя он, конечно, не так нежен, как можно было бы пожелать, совершенно не интересуется тем, чем должен, да еще этот его гадкий характер… Доктор Рен Вэсли велит мне лежать, и тетя Вералли говорит, он, должно быть, считает, что я тоже умру… А сегодня я проснулась с ужасной болью в спине и поняла: конец уже близко.

— А! Теперь понятно. Скольких детей ты потеряла?

— Двоих. Оба родились мертвыми.

Я протянула ей вышитый платочек из стопки у кровати. Филомена высморкалась.

— Так ужасно терять ребенка при рождении. Герцогиня быстро взглянула на меня, как будто только что поняла, кто же сидит перед ней, и быстро натянула атласное покрывало до самого подбородка.

— Я не собираюсь ничем тебе вредить, Филомена. В том, что сделал Томас, он и сам виновен только отчасти. И, разумеется, я не считаю ни тебя, ни твоего сына ответственными за его поступки.

Несколько месяцев назад, еще до того, как Томас освободился от своей разрушительной слепоты, он просил меня приехать в Комигор, надеясь, что я смогу защитить его сына от какого-то неназываемого зла. Тогда я ответила ему отказом. Я не видела причин принимать во внимание опасения человека, спокойно смотревшего, как пытают моего мужа лишь за то, что тот родился чародеем. Я не видела причин заботиться о сыне того, кто перерезал горло моего новорожденного ребенка, чтобы, тот не унаследовал магический дар отца.

Как Томас мог жить с тем, что сотворил? Безумие, наваждение — мне оставалось только верить в это, иначе я не смогла бы его простить.

Филомена потупила взгляд.

— Люди Томаса привезли твое послание вместе с известием о его смерти. Я думала, ты пытаешься меня запугать.

— Давай не будем об этом сейчас. Я уверена, доктор велел тебе лежать ради здоровья ребенка, а не из-за угрозы тебе самой. Спина же, возможно, болит из-за того, что у тебя здесь столько подушек, и вдобавок неудобно сложенных.

Я потянулась к подушкам Филомены и убрала добрую их половину. Остальные же расположила так, чтобы она могла легко менять позу без риска быть задушенной.

Принесенное Нэнси теплое полотенце я свернула валиком и засунула под спину Филомены.

— О, так намного лучше!

— Прекрасно. Нэнси может менять полотенце так часто, как ты пожелаешь. А теперь тебе надо отдохнуть. Когда проснешься, я расскажу тебе и твоему сыну о Томасе то, ради чего я приехала.

— Это его не вернет, — сказала Филомена, устраиваясь в «гнезде» и зевая.

— Не вернет, — подтвердила я.

Я чувствовала себя слегка виноватой за радостное предвкушение, покалывающее мою кожу. Спустя десять лет после ужасной смерти мой супруг действительно вернулся к жизни — эта чудесная тайна до сих пор была не полностью доступна моему пониманию. Всего несколько месяцев прошло со дня летнего солнцестояния, когда потерявший память принц-чародей вторгся в мою жизнь. И лишь считанные недели — с того мига, как я поняла, что это Кейрон каким-то чудом снова ожил в нем, а чародей Дассин подтвердил мои догадки. На исходе того дня, когда они оба прошли через пылающие Ворота Моста Д'Арната и исчезли, мой муж все еще не мог вспомнить ни свое прошлое, ни прошлое Д'Нателя, принца Авонара, в чьем теле он сейчас существовал. Но Дассин уверил меня, что восстановление памяти Кейрона — лишь вопрос времени, труда и чародейства. Он вернется. И узнает меня.

Вид уснувшей Филомены, дышащей ровно и глубоко, вернул меня к той томительной печали, которую не могло облегчить даже чудесное воскрешение Кейрона. Сын моей невестки был жив, а мой…

Велев Нэнси охранять опочивальню, я вышла в коридор и, стоя на верхних ступенях лестницы, заглянула в гулкий колодец надвратной башни. Пыльные струи света лились из высоких и узких окон. Эта башня была сравнительно новой по меркам комигорской истории, но в детстве нам с Томасом она казалась удивительной. Огромные черные и серые плиты, которыми был вымощен ее пол, представляли собой великолепную площадку для сотен игр. Нашей любимой забавой были шахматы, и мы постоянно заманивали и вовлекали слуг, гостей, собак и кошек в наши развлечения в качестве живых фигур. Когда свет падал справа, толстые, заключенные в свинцовые переплеты стекла высоких окон превращали солнечные лучи в радугу. Я сидела на верхней ступеньке и мысленно уносилась по красным, синим и фиолетовым дорожкам далеко от малолюдной сельской глуши, где стоял наш дом.