Стража - [46]

— Меня беспокоят образы. Образы калейдоскопа, паутины, узора я усвоил. А как усвоить самого себя? Пока есть один образ. Я похож на огромную реку с подводными течениями. Течения такие мощные, что я не разберу, где основное, а где — подводное. Денис, кто я?

Денис вздохнул, собираясь с мыслями и тщательно формулируя предложения.

— Основное течение — это слепой от рождения мальчишка, которого я нашёл в кузнице. Я не поверил, когда кузнецы сказали, что тебе лет пятнадцать. Ты согласился принять участие в ритуале вызова взамен на обещание прозреть.

— Подожди. Почему ты не поверил, что мне пятнадцать?

— Ты выполнял в кузнице тяжёлую работу. Я увидел перед собой огромного детину, которому, по грубым прикидкам, было за тридцать. Мальчишка… Я пытался так называть тебя в своих мыслях, но это слово плохо вязалось с образом васнецовского богатыря… Мы опять уходим в сторону. Итак, ты Вадим, который согласился на присутствие в себе чего-то потустороннего. Ты Вадим, удерживающий воспоминания о трёх днях, которые безнаказанно проводил в нашем мире Шептун-Деструктор. Это основное. Подводные течения — это последние два тела: Вадим, который кое-что помнит о Смутном времени, и Вадим нынешний. Как ты и сам ощущаешь, всё это намертво переплелось.

— Тихо.

Внизу, на подъездной площадке, вдруг стало очень оживлённо: заговорили, зашагали, зашумел лифт.

— Пора сматываться.

Ниро молча прыгнул на пол.

— Ты как, в состоянии идти? Отдышался?

— Отдышался.

Они спустились и вышли на улицу, точно тени, о присутствии которых знают, но само существование которых никого не интересует Вадим уловил пару взглядов, скользнувших по нему. Нет, лучше — по нему и мимо, не задерживаясь.

Интуитивно он знал: воздух отравлен Шептуном. Особенность его яда в том, что люди с лёгкостью не замечали того, чего не хотели замечать. Подумаешь: вывалилась из подъезда компания — у одного, в чёрных очках, из-под страшно грязной рубахи, кое-где прожжённой, выпирает явно что-то опасное; другой еле на ногах стоит, почти зелёный — того и гляди, свалится; а между ними — серый пёс, по-волчьи исподлобья взглядывающий на людей, на машины… В обычное время и шагу такой подозрительной троице сделать не дали бы. А тут — ушли спокойно.

А на улицу спустились как в парную. Вадим отёр пот из-под очков, всмотрелся в мокрую грязную ладонь, и забыл о ней, и только сейчас понял: чёрные очки основную, солнцезащитную функцию не выполняли. Он видел так, словно носил очки с обычными бесцветными стёклами.

Часть вторая

18.

Хотя ремни стянули тело — помнил Вадим — основательно, всё же впечатление такое, что оружие скользит по коже, маслянистой от пота. Пот сочился изо всех пор, будто Вадим постепенно таял. Но он всё ещё пытался упорядочить мысли и определиться, как и что думает одна из личностей в нём и которая это из них, — и время от времени вспоминал сон: он удирает от снежной лавины; он сидит перед экраном; он заглядывает себе, сидящему, через плечо. И так увлёкся, что не замечал очевидного, пока Денис не остановил словами, в которых звучала и паника, и отчаяние:

— Вадим, извини, очень уж пить хочется!

Теперь растерялся Вадим.

— У меня с собой денег нет.

— Ничего, есть пара монет.

Они зашли в небольшой магазин, где сразу повеселели: здесь на полную мощь работал кондиционер.

Перед витриной с молочными продуктами стояла единственная покупательница, так что Денис быстро встал к кассе и получил две полуторалитровые бутылки минералки. Он едва не порезался, нетерпеливо откручивая крышку, и Вадим отобрал у него бутылку.

— Дай сюда. Кстати, ты же все деньги на мясо истратил.

— Откуда ты знаешь? — вскинулся Денис.

— Август Тимофеевич сказал же тебе — всё, до копейки, на мясо.

— Но ты не можешь этого знать. Ни одного из Вадимов не было в сознании, когда мы говорили об этом.

— А я помню, — упрямо сказал Вадим.

— Значит, Зверь выместил основное сознание человека, но на периферии сознания человек присутствовал. Своего или Зверя? — задумчиво проговорил Денис.

— Заткнись! — грубовато сказал Вадим и протянул открытую бутылку. — И даже извиняться не буду. Мне не нравится, когда ты меня… препарируешь.

— Но ты же сам… Ладно. Деньги мои собственные, — сообщил Денис, тяжело дыша: пока пил, забыл о дыхании. А отдышавшись, с заметной усмешкой объяснил: — Деньги Августа Тимофеевича я истратил так, как он велел. А это мои. Ещё бы я их тогда на тебя потратил. Ну уж нет!

Снизу напомнил о себе коротким ворчанием Ниро. Денис купил широкий пластиковый стаканчик и уже за дверью магазина принялся поить пса, не забывая и о себе.

Прислонившись к прогретой кирпичной стене магазина, Вадим следил, как, присев на корточки, его неожиданный друг поит собаку. Денис щедро подливал минералку в стаканчик Ниро, а потом — уже спокойно и смакуя — пил из горлышка бутылки сам. Вадим видел счастливое лицо счастливого человека и не в силах был уйти дальше от затверженной и бездумно произносимой по поводу и без фразы: "Много ли человеку для счастья надобно?" Он попытался найти ответ на этот риторический вопрос, а в голову назойливо лезла только одна бунинская строка: "О счастье мы всегда лишь вспоминаем". В глубине души он был согласен с высказыванием и знал: читая Бунина, он теперь всегда будет видеть блаженство на лице человека, утолившего жажду…