Страж Либерилля - [2]

– Господин начальник, меня арестовали ошибочно.

Я перестарался, нарочито растягивая слова и добавляя в голос малую толику гнусавости – именно так говорят представители криминального дна. Дарвелл поморщился.

– Крис, разговор не о том. Мы уже разобрались: там действительно произошла ошибка.

«Которая стоила мне трех дней пребывания в вонючей камере».

– Я знаю, ты забросил университет.

«Сразу после того, как выяснилось, что платить за обучение больше нечем. Ну разве что продать мамины фамильные драгоценности. Хотя, боюсь, дело дойдет до этого и без платы за мою учебу».

Наверное, Дарвелл чувствовал за меня какую-то ответственность. Ведь, сложись все по-другому, он вполне мог бы стать моим отцом. Ну а чем еще можно объяснить его заботу? Когда-то у мамы был выбор, и она сделал его не в пользу Дарвелла.

– Но, по крайней мере, ты же не бросаешь занятия музыкой? У тебя, должен признать, талант, и немалый. – И он забарабанил пальцами по краю столешницы, изображая игру на фортепьяно и закончив мощным акцентированным стаккато.

Мне даже удалось распознать мелодию. Что, в общем-то, было немудрено: Сесилия Цфайнер со своим последним шлягером популярна как никогда. Талантливая девушка: и музыку к своим песням сама пишет, и тексты. Вот, казалось бы, эти стаккато совершенно там ни к месту, но вписываются в мелодию удивительно гармонично. Сесилия – красавица: этакая платиновая блондинка с отличной фигурой. Такой, что нравится всем мужчинам без исключения. И тем, кто предпочитает худышек, и тем, кто обожает полненьких.

В ответ на его вопрос я лишь неопределенно пожал плечами: музыкой необходимо либо заниматься несколько часов в день, либо забыть о ней вообще. Ну а в моей ситуации – скорее второе.

Хотя в последний раз я играл совсем недавно. Буквально за день до того, как меня сюда замели. На раздолбанном, отчаянно фальшивившем клавире. А сверху по нему самозабвенно скакали барышни неглиже. Или, выражаясь ближе к истине, голые девки. И репертуар у меня был соответствующий. Все происходило в Камонте – портовом районе, где после заката полиция появляется только для очередной облавы. При этом все стражи порядка вооружены, а на границе района на всякий случай дежурит батальон национальной гвардии. И конная жандармерия.

– Вот скажи, Кристиан, чего ты добиваешься? Чего хочешь, о чем мечтаешь? Есть у тебя какая-нибудь цель в жизни?

Чего хочу и о чем мечтаю? Быстрее добраться домой, принять ванну, чего-нибудь покушать и спать, спать, спать в мягкой постели на свежем белье.

А еще поменять одежду, от которой, я даже сам чувствую, пованивает, настолько она пропиталась запахами тюрьмы. Что касается цели в жизни…

– Хочу занять место Ренарда, господин Дарвелл.

– Ну и что ты тогда сделаешь? – В голосе начальника тюрьмы сейчас слышалась легкая насмешка.

– Прежде всего разгоню полицию. Целиком. Полностью.

– Вот даже как? Ну и куда ты без нее?

– Без нее – никуда, – легко согласился я. – Только я бы других набрал, честных и не взяточников.

Таких, которые бы не замяли дело, расследуя смерть моего отца. Ну не мог он сам застрелиться, слишком он для этого любил жизнь. Мало кто ее так любил. И маму любил, и меня, и мою сестру Изабель. Набрал бы таких полицейских, которые добились бы правды, даже если бы ниточки тянулись слишком высоко, а не отводили бы глаза в ответ на прямые вопросы.

С Дарвеллом на подобные темы можно говорить легко, он не обидится: кристальной честности человек. И я за это его уважаю, причем искренне. Что же до господина Абастьена Ренарда… это наш президент. Причем бессрочный, находится у руля уже лет двадцать подряд. Нисколько не сомневаюсь в том, что, когда Ренард устанет от власти, что случается крайне редко, или попросту умрет, следующим президентом станет один из трех его сыновей.

– Эх, Крис, Крис! – печально вздохнул Дарвелл, вероятно приняв мои слова за ребячество. Впрочем, так оно и было. – Пора бы тебе уже повзрослеть. Тебе ведь скоро исполнится двадцать один год? А все как ребенок.

Мне еще вчера исполнилось. В грязной вонючей камере. Никогда бы не подумал, что встречу свое совершеннолетие именно так.

Саднили содранные костяшки пальцев. Последнее дело – бить кулаком по зубам. Есть более подходящие цели: кончик подбородка, нос, горло, висок, сбоку под ухо, наконец. Но так хотелось заткнуть этому мерзавцу рот, что я ничего не мог с собой поделать.

А Дарвелл продолжал гнуть свое:

– Тебе нужно взяться за ум, Крис. Ты не глупый и при желании добьешься многого. Несмотря ни на что добьешься. Сколько ты знаешь языков, три?

– Четыре, господин Дарвелл.

А если быть точным, то целых пять. Но о знании пятого не скажу никому – не совсем уверен, что это язык и что я его действительно понимаю.

– Вот видишь! С какой стороны на тебя ни посмотри, ты не безнадежен. Так в чем же причина?

Мне и в голову не приходило проявлять неудовольствие, хотя кому и когда нравились нотации? Этот человек серьезно мне помог. Ну не может быть такого, что Дарвелл вызвал меня в свой кабинет, чтобы отчитать, а затем отправить обратно в камеру. Ясно же, что, как только ему надоест, я окажусь на свободе.