Страж - [125]

Рядом с королем появился Коналл с торчащими во все стороны волосами. Его длинная борода сбилась в ком и напоминала рыжий мох. Жестокие страдания заставили его забыть о гордости — последние дни он провел, валяясь в постели в луже собственного пота. Увидев его, Суалдам заорал так, что его лошадь испуганно встала на дыбы.

— Коналл Победоносный! Разве не так тебя когда-то называли?

Коналл ощетинился.

— И до сих пор называют.

— Разве вы с Кухулином когда-то не давали друг другу клятву отомстить за того, кто умрет первым?

Коналл кивнул и сразу же согнулся от боли. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить.

— Давали.

— Тогда пришла пора вылезти из постели и выполнить данную клятву.

Коналл дико вытаращился на старика.

— Кухулин мертв?

— Если еще нет, то близок к этому.

Коналл попытался сделать несколько шагов вперед, потом беспомощно махнул рукой, надеясь, что Конор и Каффа его поймут, застонал от боли и опустился на одно колено, словно собирался о чем-то просить.

— Я не могу, — прохрипел он таким голосом, будто передразнивал самого себя.

Суалдам с досадой выкрикнул что-то и взбешенно дернул поводья. Черный Санглин, привыкший к ласковому обращению Лири, заржал от боли и забил копытами о каменный пол. Суалдам сунул руку за спину, выхватил копье и стал бешено крутить его над головой.

— Тогда я вернусь назад один и скажу Кухулину, что не смог выполнить поручение. Я скажу ему, что Ольстер все еще пребывает во сне, и тогда мы умрем вместе! — закричал он и потянул за поводья, разворачивая лошадь мордой к двери.

Совершая этот маневр, он забыл о копье и заехал тупым концом по нежному носу коня. Санглин встал на дыбы, изогнув спину так, что старик, бормоча проклятия, съехал с седла и, чтобы удержаться, был вынужден ухватиться за луку. Лошадь дернулась влево, одновременно лягая задними ногами и откидывая назад голову. Суалдам подлетел вверх и снова упал в седло. Защищенная доспехами верхняя часть головы лошади с громким треском врезалась в нижнюю часть щита Суалдама, а его острый верхний край вошел под металлическую застежку шлема и разрезал шею Суалдама, как лезвие меча. Голова Суалдама упала назад, прокатилась по полу и остановилась у ног Конора. Он опустил глаза и увидел, что губы старика все еще продолжают шевелиться. Король вместе с Коналлом едва успели отскочить от испуганной лошади, на спине которой раскачивалось обезглавленное тело Суалдама. Оно некоторое время еще держалось в седле, орошая стены фонтаном крови, потом медленно соскользнуло по спине лошади и с грохотом упало на пол. Лошадь повернулась и вылетела из зала.

Трое мужчин молча смотрели на обезглавленное тело. Конор оперся на копье и опустил прижатую к животу руку. Очень медленно, с большим трудом, ему удалось выпрямиться. Он сделал шаг и прислонился к стене, вытирая со лба обильный пот. По его подбородку стекала тонкая струйка крови из прокушенной нижней губы. Коналл и Каффа на какое-то мгновение замерли в нерешительности, потом постарались выпрямиться и последовали за Конором, покидавшим зал. Оказавшись во дворе, король пнул стоявший перед ним табурет, который проехал по земле и остановился, стукнувшись о заросшую мхом бочку, до краев наполненную дождевой водой. Он стал на табурет, а потом шагнул в бочку. На несколько мгновений его голова скрылась под водой, а потом вынырнула с такой силой, что во все стороны полетели брызги. Король подождал, пока с лица стечет вода, и заговорил.

— Разбудите всех, — негромко приказал он. — Всех. Через час мы выезжаем.

Говорят, что именно в этот момент все ольстерцы перестали испытывать страдания от заклятия Мачи.

По мере того как герои Имейн Мачи продвигались на запад вслед за колесницей Конора, их дух становился все крепче. К тому времени, когда они встретились с армией Мейв, к ним присоединились все поголовно мужчины — из каждого замка, каждой деревни, с каждой фермы и из каждого дома. И рядом с ними ехали многие из их женщин. Две армии встретились на равнине Мюртемна, и там произошла величайшая битва из всех, что знавала Ирландия. Не было никаких тактических ходов, никаких маневров, никаких резервов и прочих воинских хитростей. Армии атаковали друг друга в полном составе, лоб в лоб, как две реки в весенний разлив, встречающиеся в узком ущелье. Людские тела громоздились по всей равнине, будто торф, приготовленный для сушки, окруженные мертвыми лошадьми и разбитыми останками заляпанных кровью колесниц. Некоторые трупы лежали по отдельности, укрывая землю, как первые осенние листья, так близко друг от друга, что те, кто был еще жив, спотыкались о них в бесконечном танце отступлений и атак, или, поскользнувшись на багровой траве, падали рядом с ними. Мертвецы, покрывавшие равнину, хрустели под копытами лошадей, словно снег.

Людская масса перемещалась то в одну, то в другую сторону. Иногда битва в отдельных местах замирала на короткое время, будто по какому-то молчаливому соглашению. Тогда падающие от изнеможения люди ненадолго забывали о противнике и думали лишь о том, чтобы втянуть воздух в иссушенные легкие. Затем они снова с криками и проклятиями набрасывались друг на друга.