Стратегия Банкрофта - [13]

А может быть, уже слишком поздно? Сбегая по лестнице, Белнэп услышал громкое жужжание, и на лестничной площадке внизу захлопнулась на электронный замок стальная решетка. Кто-то привел в действие единую охранную систему, которая перекрыла все входы и выходы из здания, в том числе и обусловленные требованиями пожарной безопасности. Неужели он оказался запертым на лестничном пролете? Вернувшись бегом наверх, Белнэп дернул ручку двери, ведущей на следующий этаж. Ручка повернулась, и он, толкнув дверь, шагнул вперед.

Прямиком в ловушку.

Левую руку ему стиснули стальные пальцы, в спину больно воткнулось дуло пистолета. Судя по всему, его присутствие выдал датчик, реагирующий на тепло. Выкрутив голову, Белнэп заглянул в гранитные глаза человека, схватившего его за руку. То есть пистолет держал второй, невидимый охранник. Эта позиция была второстепенной, и, следовательно, охранник, занимавший ее, подчинялся тому, который стоял рядом с Белнэпом.

Белнэп присмотрелся к нему внимательнее. Смуглый, темноволосый, гладко выбритый, лет сорока с небольшим – возраст, когда жизненный опыт дает максимальные преимущества, еще не умаленные потерей физического здоровья. С юнцом, обладающим накачанной мускулатурой, но не имеющим опыта, справиться еще можно, как и с престарелым ветераном. Однако по движениям этого охранника Белнэп понял, что тот досконально знает свое дело. На лице у него не было ни излишней самоуверенности, ни страха. Такой противник был очень опасен: сталь, закаленная нагрузкой, но еще не знающая усталости.

Обладая могучим телосложением, охранник при этом двигался легко и быстро. Его лицо состояло из плоскостей и углов: нос с расплющенной переносицей, несомненно, сломанный в молодости, массивный лоб, слегка выступающий над глазами рептилии – глазами хищника, изучающего поверженную добычу.

– Эй, послушайте, я не знаю, что тут у вас происходит, – начал Белнэп, стараясь сойти за перепуганного рабочего. – Я архитектор, проверяю, как выполняется контракт на реставрацию. Это ведь моя работа, разве не так? Послушайте, свяжитесь с нашей конторой, и все будет сразу же улажено.

Охранник, ткнувший ему в спину пистолет, теперь шел рядом, справа от него: лет двадцати с небольшим, гибкий, подвижный, темные волосы под «ежик», впалые щеки. Он постоянно переглядывался со вторым охранником, который, судя по всему, из них двоих был старшим. Ни тот, ни другой не удостоили болтовню Белнэпа ответом.

– Быть может, вы не говорите по-английски, – продолжал тот. – Наверное, вот в чем вся беда. Dovrei parlare in italiano…[3]

– Твоя беда не в том, что я не понимаю, – крепче стиснув Белнэпу руку, с легким акцентом произнес по-английски старший охранник. – Твоя беда в том, что я все понимаю.

По его произношению Белнэп заключил, что это уроженец Туниса.

– Но в таком случае…

– Ты хочешь говорить? Замечательно. А я хочу слушать. Но не здесь. – Остановившись на мгновение, охранник заставил рывком остановиться и своего пленника. – А в нашей прекрасной stanza per gli interrogatori.[4] В комнате для переговоров. В подвале. Туда мы сейчас и направляемся.

У Белнэпа внутри все оборвалось. Ему было прекрасно известно, чтó это за комната, – он изучил ее на чертежах, выяснил, как она устроена и оснащена, еще до того, как убедился в том, что владельцем виллы является Ансари. Выражаясь простым языком, это была комната пыток, оснащенная всем необходимым. В технических характеристиках здания значилось: «totalemente insonorizzanto», абсолютная звуконепроницаемость. Как установил Белнэп, звукоизоляционные материалы были специально заказаны в Нидерландах. Полная акустическая непроницаемость была достигнута за счет толщины стен, а также за счет ее изоляции от остального здания: изнутри комната была отделана плотным полимером, изготовленным на основе кварцевого песка и полихлорвинила; дверной проем закрывал уплотнитель из прочной резины. Находясь в комнате, можно было кричать, надрывая легкие, и эти крики были совершенно неслышны за ее пределами, всего в нескольких шагах. Звукоизоляция гарантировала это.

Оборудование, имеющееся в комнате в подвале, гарантировало крики.

Злодеи всегда стремятся полностью присвоить себе право наслаждаться своими деяниями; Белнэп знал это еще по Восточному Берлину, где двадцать с лишним лет назад впервые столкнулся с подобным. Среди истинных ценителей жестокости «уединенность» является чем-то вроде общего девиза; уединенность позволяет укрывать варварство в самом сердце цивилизованного общества. Но Белнэп понимал и другое. Если его отведут в stanza per gli interrogatori, все будет кончено. Это будет конец для операции и конец для него самого. Спастись оттуда уже нельзя. Лучше оказать сопротивление, каким бы рискованным оно ни было, чем безропотно позволить отвести себя туда. На стороне Белнэпа было лишь одно преимущество: он это знал, в то время как охранники не догадывались о том, что он это знает. Испытывать большее отчаяние, чем думают о тебе враги, – очень тонкая соломинка. Но Белнэп был готов работать с тем, что имел.

Он натянул на лицо выражение тупой признательности.