Стратегии злых гениев - [21]

Историки единодушны в том, что Нерон слишком рано приобщился к веселью: гуляния и распутство шли у него рука об руку. Он полюбил ощущения насыщения и сладострастия для тела, поэтому «пиры он затягивал с полудня до полуночи», а беспорядочные связи с женщинами у него переплетались с гомосексуальными контактами, в которых он выступал то в активной, то в пассивной роли. Сначала его сумасбродство проявилось в том, что он сыграл свадьбу с мальчиком, а затем организовал свое «замужество». Его сознание будоражило все запрещенное, и он особенно любил ломать установленные нормы. Он, например, изнасиловал весталку (служительницам богини Весты вообще запрещалось иметь интимные отношения), а однажды, отправляясь в Грецию, он взял в свою свиту жену, кастрированного мальчика, с которым как-то обвенчался, и самую искусную в Риме устроительницу сексуальных оргий. Все это он совершал с одной-единственной целью: продемонстрировать свою способность переступать любые грани, презрев все законы, глумиться над традициями.

Любопытно, что все касающееся сексуальной сферы делалось с необычным пафосом и на фоне повергающих в ужас жителей Рима декораций. Тот же Светоний убежден, что Нерон считал, что вообще не существует непорочных и целомудренных людей. Нерон попросту не знал, что существует иное восприятие одного человека другим! Не вызывает сомнения, что он сознательно делал это открыто и хотел запомниться именно таким.

Неудивительно, что Нерон шел к неизбежному концу. Поражает лишь факт, что шел он слишком долго. Очевидно, запуганные им терпеливые и скованные страхом люди никак не могли решиться покончить с разрастающимся, как эпидемия, злом. Но и в смерти цезарь сполна проявил себя, оказался и тут трусливым, малодушным и слабым. Он сдался задолго до того, как в Риме появились люди, вознамерившиеся прекратить мучения общества.

За свою короткую, как вспышка, жизнь Нерон успел убедить и современников, и потомков, что зерна зла, посеянные в человеке и ничем не сдерживаемые, способны за считанные годы вырасти до размеров гигантской горной гряды. «Какой великий артист погибает!» – со слезливым пафосом воскликнул он незадолго до смерти. И он действительно был артистом, так как все совершал напоказ, словно мир являлся гигантской сценой, а люди – зрителями и манекенами, помогающими исполнять роль.

Чингисхан (Тэмуджин)

И там, где ступала его [Чингисхана] нога, волки и вороны часто оставались единственными живыми существами в некогда цветущих странах.

Гарольд Лэм

Мы принесли пустоту в их грудь… Мы принесли пустоту в их постели… Мы положили конец мужам и их потомкам… Мы насиловали остальных…

Из обращения Чингисхана к воинам. «Сокровенное сказание»

(ок. 1155 – лето 1227)

Основатель Монгольской империи и символ деструктивной жестокости

Могущественный кочевник, непобедимый полководец и основатель Монгольской империи для одних и дикий убийца, демонстрировавший вопиющие формы жестокости и свирепости, для других, Чингисхан может объективно рассматриваться как феномен, существование которого на несколько столетий затормозило развитие цивилизации и даже саму эволюцию человека.

Страх и смерть, извечные возбудители человеческой психики, прочно связаны с личностью Чингисхана и притягивают взгляды к его деятельности даже через тысячу лет. С точки зрения целостного восприятия, личность Чингисхана в силу инфантильности и извращенности ориентиров цивилизованного человека могла быть отнесена к числу патологически неполноценных, в которых животные инстинкты доминируют над характерными для человека принципами существования. В то же время исторический анализ цивилизации говорит в пользу признания необходимости войн и смертельного соперничества на первичном, животном уровне, когда выживают более сильные и приспособленные, которые впоследствии способны встать на путь развития. Пожалуй, появись такой кочевник, не видящий различия в убийстве зверя или человека, в современном цивилизованном обществе, его сочли бы диким существом, требующим немедленной изоляции. Говоря же о Чингисхане, невозможно игнорировать существование в его время и в его среде (сформированной задолго до появления самого Чингисхана) системы ценностей, которая во многом предопределяла поведение того, кто намеревался стать лидером. В этом смысле деструктивная ориентация Чингисхана может быть оправдана, особенно если вспомнить, что жестокость порой направлялась на объединение племен и создание из хаоса единой общности людей с идентичными интересами. Но вместе с тем мотивация знаменитого кочевника составляет интерес для современного человека не столько набором средств, методов достижения власти и успешного управления исполинской империей, сколько осознанием, что все то звериное и дикое, сидевшее в Чингисхане и поощрявшееся его временем, в измененном виде присутствует и в индивидууме XXI века. Деструктивные импульсы не умерли и никуда не делись. Блокированные цивилизацией, они в замаскированном виде присутствуют в нас и похожи на сжатую пружину. И потому любые потрясения в виде военных и технологических конфликтов, «цивилизационных пробок» или изменения ориентиров в эволюционном развитии неминуемо приводят к стремительному прорыву наружу, подобно вулканической лаве, этих кажущихся неестественными позывов или их реинкарнации в более изощренной, нередко увязанной с добродетелью, форме.