Стратегии злых гениев - [13]

Тиберий, который методично уничтожал детей Германика как потенциальных претендентов на власть, давно был в мире ином. Реальных живых соперников у Калигулы не было: два его и Агриппины старших брата были уничтожены во время правления Тиберия, так что рождению наследника в роду Германика вполне можно было придать публичный характер. Недалекий человек, дитя армии и улицы, Калигула просто не придал значения появлению на свет племянника. Конечно, существовала возможность рождения наследника у самого Калигулы, но в его необузданной жизни и диком разгуле Агриппина небезосновательно усматривала множество признаков недолговечности своего брата. Калигула казался ей слишком неосмотрительным и поверхностным, а тот факт, что именно он один выжил и стал императором, ослепил его, укрепив веру в собственную неуязвимость. Агриппина же, наблюдавшая за истреблением рода, хорошо знала, как уязвимы некогда недосягаемые в своем обманчивом величии люди. Она рискнула сделать ставку на сына с самого момента его появления на свет, в том числе и потому, что для нее, женщины, опорой в этом мире мог быть лишь мужчина. Ее муж, за которого ее едва ли не насильно выдал замуж Тиберий, с самого начала демонстрировал отсутствие способностей к политике и государственной деятельности и потому был ей неинтересен. Ее брат, на которого раньше она имела влияние благодаря их кровосмесительной связи, зациклился на младшей сестре, так что для достижения власти его необходимо было свергнуть. Конечно, она, возможно, еще попытается это сделать, но для дочери великого и все еще почитаемого в Риме Германика существовал и другой путь – возвышение ее сына-наследника. Так она могла обрести власть и для себя. Впрочем, Калигула отнесся к попытке возвысить младенца неоднозначно: когда Агриппина попросила брата выбрать для племянника имя, император не без иронии посоветовал сестре назвать его Клавдием – в честь их дяди, известного своими причудами и расстройством рассудка и потому оставшегося в живых. Это был недвусмысленный намек на то, что Агриппина может переусердствовать.

С матерью Нерону повезло: она всегда ходила по краю бездны, вложив в него готовность действовать всеми дозволенными и недозволенными способами. Она заразила его собственным пренебрежением к людской жизни и страстью властвовать. Пока Агриппина строила планы своего восхождения к вершинам власти, отец мальчика, Рыжебородый (так переводится имя Агенобарб), бесцеремонно заявил, что «от него и Агриппины ничего не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества». Но скорее всего, Светоний намеренно приписал эти слова Агенобарбу, он этим хотел подчеркнуть не столько предопределенность порочности Нерона, сколько гнусные качества его отца. Действительно, Агенобарб, будучи внуком Марка Антония и сестры Августа Октавии, не унаследовал ничего достойного от своих именитых предков. Разврат, инцест и убийства были характерны для этого пресыщенного и на редкость циничного человека. Однажды он убил своих вольноотпущенников только за то, что они не могли пить столько, сколько он им велел. И, безусловно, маленький Нерон, подрастая, ощущал удушливое и разрушающее его личность действие недоброй славы как отца, так и матери. Как и Агриппину, Агенобарба обвиняли в кровосмесительной связи со своей сестрой, и так же, как у дочери почитаемого Германика, у него напрочь отсутствовали моральные принципы и даже малая толика желания прислушиваться к общественному мнению. Он умер, когда сыну было три месяца, поэтому в наследство Нерону достались лишь нелестные слухи о его беспутном родителе.

Женская идентификация Нерона очевидна, и во время взросления мать не столько перестаралась с внушениями, сколько со способом их подачи. Хотя в первые годы жизни он видел лишь женщин любящих и заботливых, ободряющих и предсказывающих его будущее царствование, мать всегда навязчиво доминировала над всеми. Сначала она, а затем, когда Агриппина вместе с младшей сестрой Ливиллой была сослана Калигулой на Понтийские острова за участие в заговоре против него, его тетка Лепида занимались воспитанием будущего принцепса. Историки указывают, что эта бездетная женщина, преисполненная искренней любви и нежности к мальчику, оставила заметный след в его жизни, выражавшийся в природной мягкотелости и склонности к «немужским» занятиям. Эти черты позже жестоко и бессердечно пыталась искоренить его мать, но, похоже, своей категоричностью и нетерпимостью к любым другим формулировкам, кроме собственных, она лишь усугубила положение. Любопытно, что однажды Агриппина заставила сына-подростка свидетельствовать против любящей его тетки, чтобы осудить ту на смерть, и сделала это только из желания устранить потенциальную претендентку на власть. Мать, как ни странно, стала, таким образом, первым человеком, стремившимся убить в нем способность любить. Интерпретируя процесс воспитания Нерона, историк Игорь Князький настаивает на контрастности образов Агриппины и Лепиды, связывая с этим формирование противоречивого восприятия Нероном окружающего мира. Если Лепида была в глазах Нерона образцом доброты и щедрости, то мать – непреклонным сфинксом, сокрушающим все вокруг ради достижения своих целей. И тот факт, что его мать всякий раз властью, интригами и ядом побеждала человеческую теплоту отношений, возбудил в Нероне самые мрачные противоречия. Убедившись в верховенстве грубой силы, цинично попирающей любовь, он сам перешел на сторону силы. Но скорее всего, Лепида также не была таким однозначно положительным персонажем этой истории. Женщина, спокойно принявшая запрещенную кровосмесительную связь с братом, а затем – участие в заговоре против самой Агриппины, она хоть и не была ослеплена непомерной жаждой власти, все же была способна на коварство и склонна к мести. В ней тоже бурлили противоречивые страсти, в которых ненависть к обидчикам занимала далеко не последнее место. Кроме того, в Лепиде сохранилась то глубоко маскируемая, то выпячиваемая непреклонность не испытавшей материнства женщины, и Нерон еще с детства впитывал всю палитру человеческих отношений из двух противоположных женских лагерей.