Страстная неделя - [2]

После обеда Ирена, желая побыть наедине с Малецким, предложила прогуляться к старому лесу. Но профессор, как назло, стал излагать Малецкому политическую ситуацию в воюющем мире, затем опять бестактно вмешалась Пташицкая, и когда она наконец поняла, что только мешает, все равно выпутаться уже не сумела. Словом, Малецкий вернулся электричкой в Варшаву раньше обычного. Ирена обещала приехать в ближайшую среду. Однако ни в эту среду, ни в последующие дни она в Варшаве не появилась. Малецкому же как раз поручили работу по реставрации монастыря цистерцианцев в провинции, он поехал туда и с Иреной увиделся только по возвращении, в конце следующей недели.

За это время Лильенов постигла беда. По всей вероятности, кто-то на них донес: именно в среду, после того воскресенья, ими заинтересовалось гестапо. На сей раз дело обстояло куда серьезней, чем раньше. Сперва забрали самого профессора. Сутки продержали его в уездном городишке, а на следующее утро явились те же агенты и увезли пани Лильен и Ирену в варшавское гетто. Правда, пробыли они там всего несколько часов, профессора тоже выпустили, но, по словам Ирены, выкуп за свободу пришлось внести очень большой. Разумеется, о том, чтобы оставаться в Залесинеке, не могло быть и речи. Надо было убираться немедленно, захватив с собой только самое необходимое.

Больше всего хлопот было со стариками. После долгих обсуждений с большим трудом удалось устроить обоих в одну из частных клиник в Варшаве. Профессор отправился в Краков, чтобы разузнать, какая там ситуация, а пани Лильен поселилась у дальних родственников, пока что имевших надежную защиту. Ирену приютила Пташицкая. Вскоре, с очень коротким промежутком, старики Лильены умерли один за Другим. Профессор вернулся из Кракова менее оживленный, чем обычно, видимо, из его планов ничего не вышло. Во всяком случае, лишь теперь Лильены решились обзавестись арийскими бумагами и под фамилией Грабовские снова поселились под Варшавой, но уже на правом берегу Вислы, по отвоцкой дороге. А спустя несколько недель, не успев там обосноваться, вынуждены были спешно, буквально в течение часа, бежать и оттуда.

Последний раз Малецкий видел Лильенов у Фели Пташицкой. Больше всех изменился профессор. Он угас, постарел, был небрит, небрежно одет. Неряшливость еще сильнее подчеркивала его семитский облик. Теперь профессор очень походил на своего умершего отца — в старости типичного еврея. Пани Лильен тоже сильно сдала, стала еще тише и невзрачнее, чем прежде. Только Ирена держалась молодцом, пытаясь найти комичную сторону в нынешнем их положении: со временем, мол, все это образуется. Но ее нервная, тревожная веселость была еще хуже, чем угнетенный вид родителей. Все трое не очень-то знали, что им дальше делать. Пташицкая жила на Саской Кемпе, в доме матери, и при всем желании никак не могла держать у себя Ирену более одной-двух недель. На родственников пани Лильен обрушились непредвиденные неприятности. Профессор пока жил у одного из своих учеников, но это тоже было временно. Из слов профессора явствовало, что многие из тех, на чью помощь он рассчитывал, не оправдали его надежд. Это, по-видимому, было для Лильена горше всего. Им вдруг овладели неуверенность и бессилие. В этот солнечный осенний день, сидя в мастерской Пташицкой за чаем, которой подавали в изящных английских фаянсовых чашках, все трое производили безнадежно грустное и жалкое впечатление потерпевших крушение людей, которым негде притулиться.

Спустя несколько недель Малецкий получил от Ирены письмо из Кракова. У Яна в тот период начались серьезные волнения личного плана, к тому же надо было снова ехать в монастырь цистерцианцев, и, не ответив сразу на письмо Ирены, он и вовсе не написал ей. Потом пришло от нее еще одно письмо, короткое, очень грустное и вообще никак несвойственное ей по тону. Он хотел было ответить, однако новые переживания настолько отдалили его от Ирены, что он просто не знал, о чем ей писать. Чувствовал, что она несчастна, одинока, что живется ей худо, но сам-то он как раз был счастлив, начинал, вопреки всем бедствиям войны, вроде бы новую жизнь, а ведь известно, какая пропасть разверзается меж людьми счастливыми и людьми страдающими. Много всяческих обстоятельств, и важных и мелких, могут разделять людей, но ничто не разделяет их столь резко, как различие судеб.

Так и в душе Малецкого, когда женитьба на Анне стала вопросом решенным, образ Ирены отошел в глубокую тень, и ничто не могло привлечь Яна к ней — ни сочувствие, ни остатки былой дружбы и симпатии. Впрочем, Ирена больше не писала ему. Какое-то время от нее получала вести Феля Пташицкая, потом и эта связь оборвалась. Малецкий еще раз-другой посетил своих цистерцианцев. Каждый раз он, проездом останавливаясь в Кракове, вспоминал об Ирене, но ограничивался лишь благими намерениями разыскать ее. Летом сорок второго года, когда немцы, ликвидируя гетто, организовали на территории всей страны массовое уничтожение евреев, прошел слух о гибели профессора Лильена. Версий на этот счет распространилось много, но проверить их правдивость было трудно.