Страсть Селии - [6]

Поэтому, когда Селия больше не могла совладать со своими желаниями, ей приходилось поступаться самолюбием и в ночной тишине шепотом просить Колина о том, чего жаждало ее тело. В конце концов тот уступал, однако его резкий вздох давал понять, что он считает подобные просьбы недостойными молодой женщины, с которой считал себя помолвленным. Как Селия зарделась от стыда, когда ее возлюбленный ввел свой инструмент в отверстие, в которое та молила его войти. А это вторжение оказалось не таким легким из-за перерыва в подобных играх. Возможно, Колин считал, что ей больше не нужны подобные низменные упражнения, в Доме на Пустоши он совершал их, желая лишь умиротворить своего кузена-шантажиста и себя тоже.

От неохотного согласия Колина Селия почувствовала себя порочной женщиной, хотя и не могла не заметить, что нерасположение не распространяется на его пульсирующий инструмент. Оно также не сказалось на потоке влаги, которая устремилась вглубь, и Селия подумала, что может лопнуть. После этого Колин упорно не разговаривал с ней, несмотря на то что язык, который мог произносить слова, только что слизывал бурный поток меж ее бедер. Однако не исключено, что его молчание было благом, ибо после того, как Селия опускалась на колени, чтобы взять в рот все еще пылавшую ароматную плоть, прекратившую смаковать ее задний ход, Колин говорил холодным тоном: «Я же не мой кузен».

Ощущение, что она совершает нечто преступное, в такие мгновения обострялось. Исчезало оно в подсознании Селии, лишь когда Колин овладевал ею обычным способом. Как менялось отношение возлюбленного к ней! Возникало ощущение, будто в Доме на Пустоши не он увлеченно осквернял ее тело. Селия считала его поведение странным. Можно было подумать, что в доме кузена ему не позволяли совершить соитие в традиционной форме. Разве не Колин провоцировал совершенно противоположное? Где бы они ни находились, будь то на кухне, в вестибюле или маленьком коттедже, Селия и опомниться не успевала, как находила свои трусы на лодыжках, а пенис Колина раздвигал ее влагалище изнутри до тех пор, пока ей не казалось, что она раскалывается пополам. Она опасалась, как бы его мальчишеское безрассудство не наградило ее ребенком. Ибо в отличие от своего старшего и более умудренного кузена он, похоже, не обращал ни малейшего внимания на тонкости ее месячного цикла.

Благодаря новым знаниям о своем теле, которые дал ей сэр Джейсон, Селия могла определить, когда было весьма рискованно принимать джентльмена дозволенным способом. Если риск, по ее мнению, превышал границы разумного, она доблестно отбивала ухаживания любимого. Разумеется, они могли достичь своих желаний другими способами, каким она теперь отдавала предпочтение перед ортодоксальной формой соития мужчины с женщиной. Ибо вместе с восторгом приходило неизбежное чувство стыда — чувство, которого сэр Джейсон любил добиваться. Воистину, он знал, как лучше вызвать у Селии чувство унижения, переходившее в высшую форму экстаза. Может быть, это было чувство свободы, которое приносили и те и другие формы спаривания — способность извлекать наслаждение, не расплачиваясь за это высокой ценой, если не считать цену собственного достоинства. В Йоркшире она полностью наслаждалась этим абсолютным освобождением тела и разума. Но в Провансе все изменилось.

Дабы спасти себя от беспечно расточаемого Колином семени, Селия ссылалась на хорошо рассчитанную по времени головную боль, которая случалась постоянно с интервалами в три с половиной недели и продолжалась два-три дня — до тех пор, пока знакомая боль в животе не прекращалась. Вскоре она стала недовольно смотреть на привычно надутые губы Колина, ибо это говорило о том, что тот совсем не верил ее сдвинутым бровям и прищуренным глазам. Странно, что мужчина, обычно проявляющий нежность, не был столь предупредителен к ней, как его кузен, в моменты, когда грозило вынужденное плодородие. Неужели Колину надоело делить свою женщину с другим и он сейчас возжелал раз и навсегда завладеть ею полностью? Сэру Джейсону не надо было доказывать свое обладание Селией наводнением ее чрева плодородным семенем Хардвиков. Он обладал ею с того самого момента, как узнал о ее существовании.

В самом деле, старший Хардвик ни за что не позволил бы, чтобы биология отвлекла его от собственных страстей, Когда наступал момент опасности, он с равным наслаждением пользовался устами или задним будуаром Селии. Иногда он мог полностью воздержаться от ее главной женской магистрали, сохраняя силы для влажных радостей, время которых обязательно наступит. Пять дней и пять ночей Джейсон удовлетворял свою кровожадность, лакомясь извержениями утробы Селии. Познав ее тело, он не мог упустить такую благоприятную возможность, ибо острота горячих месячных извержений Селии и нежный канал, через который они вырывались наружу, могли сравниться лишь с остротой ее позора. После того как сэр Джейсон сполна вкусил богатство ее менструаций, он пользовался окровавленным острием своего пениса в качестве кисти, которая, роняя рубиновые капли, создавала поразительный по контрасту рисунок на бледной плоти Селии и тем самым оставляла на ней вещественную улику взаимной связи.