Страшный Тегеран - [6]

«Моя дорогая возлюбленная! С глубокой грустью, с горечью берусь я за перо — обменяться с тобой несколькими строками. Я требую свидания. Непременно, каким бы то ни было способом устрой его, чтобы я мог выразить тебе, что я переживаю после этого печального и в то же время смешного происшествия, и чтобы мы могли обсудить с тобой пути к дальнейшим встречам.

Тот, кто тебя никогда не забудет:

Ферох Дэгиг».

И тут же Ферох написал другое письмо, от имени казвинской тетки к матери Мэин, наполнив его молитвами и салямами, поклонами Фатэме-Бегут и Секене Баджи, а сверху — крупным почерком:

«Внимание! Это письмо — фальшивое, вложено только затем, чтобы можно было отправить второе письмо».

В этот день один из приятелей Фероха уезжал на автомобиле в Энзели. Повидавшись с ним, Ферох запрятал письмо в конверт, надписал адрес: «Ее высокородию Мелек-Тадж-ханум», отдал приятелю и попросил опустить на станции Енги Имам в почтовый ящик. Так и было сделано.

И через восемнадцать часов почтальон входил с этим письмом в ворота сада Мелек-Тадж-ханум. Едва взгляд Мэин упал на письмо, она узнала почерк Фероха.

После обеда она ушла к себе в комнату и получасовое раздумье указало ей исход.

У г. Ф... эс-сальтанэ был садовник, умный и хороший человек; к сожалению, вследствие невежества одного из крупных тегеранских врачей, бедный Метеди-Казем почти потерял зрение. У садовника была шестнадцатилетняя дочь, которую он крепко любил. Случилось как-то, что она тяжело заболела малярией, и это несчастье чуть не убило старика.

Очень часто, когда Мэин ходила на Лалезар или на базар за покупками, она по пути заходила в дом садовника, находившийся поблизости, ухаживала за его дочерью, иногда дарила ей платье или немного денег и мало-помалу садовник и его дочь так привязались к Мэин, что сделались ее преданнейшими слугами; оба все время мечтали, как бы оказать ей какую-нибудь услугу. Но до сих пор Мэин никогда не случалось нуждаться в их заботах.

Мэин решила, что она может послать Фероху письмо при помощи дочери садовника, а с помощью самого садовника может, пожалуй, устроить и свидание с Ферохом.

Мэин направилась в комнату прислуги, чтобы послать кого-нибудь за дочерью садовника, но, по счастливой случайности, увидала ее там. Приняв это за счастливое предзнаменование, она повела девушку к себе. Безусловно, доверяя ей, она рассказала о запрещении видеться с Ферохом и попросила у девушки помощи.

Шекуфэ — так зовут дочь садовника — сейчас же выразила полную готовность на все. Мэин сказала:

— Сначала иди к отцу, объясни ему все и попроси, чтобы придумал какой-нибудь способ видеться с Ферохом.

Через четверть часа Шекуфэ, сбегав к отцу, сказала:

— Дела хороши. Отец придумал отличный способ.

— Что такое? — Сердце Мэин затрепетало.

— Отец, — рассказывала Шекуфэ, — сначала, было, задумался, а потом говорит: «А ведь я знаю, что надо делать. Вот что надо, у западной стены сада я поставлю лестницу. Вы можете разок, другой, третий в неделю, ночью на нее влезть да повидаться с Ферохом, — пусть он приходит туда к стене».

Одобрив этот план, Мэин тотчас же написала Фероху письмо.

«Дорогой мой Ферох! Записку твою получила. Если хочешь меня видеть, приходи в два часа после захода солнца к забору сада. Там ты меня найдешь, и переговорим обо всем.

Любящая тебя Мэин».

Она отдала письмо Шекуфэ, разъяснила ей, где будет место встречи и отправила к Фероху. И в ту же ночь Ферох пришел. В конце концов было установлено, что они будут встречаться два раза в неделю у забора и раз в неделю на десять минут в доме садовника. Но эти свидания у садовника сопровождались таким страхом и трепетом, что они не могли как следует насладиться беседой друг с другом. Так продолжалось два года, до этой весенней ночи. Прошло несколько минут молчания. И снова начала говорить Мэин.

— Ах, Ферох, я не знаю, что в конце концов с нами будет? Разве ты не хочешь знать, почему я заставила тебя так долго ждать?.. Я думала скрыть от тебя причину, но вижу, что скрывать ее, пожалуй, будет еще хуже.

Охваченный тревогой, Ферох сказал:

— Говори дорогая, конечно, говори. И, если это даже что-нибудь неприятное, все равно я хочу слушать, потому что твой голос для меня приятней музыки.

С бесконечной грустью Мэин сказала:

— Ферох, Ферох... Эта не так. У меня вести плохие. И хотя я боюсь, что ты будешь беспокоиться, но что делать? Я вынуждена сказать, так как с этим вопросом связано наше с тобой будущее.

Встав на камень у подножия стены, чтобы быть ближе к Мэин, Ферох сказал:

— Что такое, Мэин, в чем дело? Ты пугаешь меня. Дорогая, говори, что случилось, я хочу знать, что тебя так взволновало. Говори скорее, в чем дело!

Мэин сказала:

— Иди сюда ближе, я расскажу тебе все.

— Мэин, — сказал он, — если хочешь успокоить мое сердце, дай мне руку, я поцелую ее и мне станет легче.

Наклонившись, она опустила к нему свои белые руки, и Ферох прижал их к глазам, а потом поцеловал долгим поцелуем.

— Три четверти часа тому назад, — сказала Мэин, — отец позвал меня и сказал такую вещь, что, когда ты услышишь ее, тебе станет больно.

Ферох сказал:

— Нет, нет, дорогая, ничего. Я очень хочу знать, говори скорее!