Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод - [14]

Если маленький князь не понимал, что произошло, то Елена не могла нарадоваться, ведь получилось по её задумке. Теперь она не просто мать маленького княжича, она великая княгиня, мать венчанного на царство Великого князя Ивана IV Васильевича, хотя ему от роду всего три года! Это даже неплохо, что всего три, пока будет править мать, и постарается, чтобы бояре не мешали.

В дверь опочивальни, где сидела Елена, наблюдая, как мамка Аграфена переодевает Ивана в ночную рубашечку, чтобы уложить спать, постучали. Стоявшая ближе к двери девка вопросительно глянула на княгиню. Елена кивнула:

   — Впусти.

Она ждала Телепнёва и не ошиблась, пришёл именно он. Склонился перед маленьким Иваном, снова поздравляя с венчанием. Мальчик смотрел на боярина, прикидывая, стоит ли дёрнуть за красивую блестящую пуговицу на кафтане, которая давно нравилась? Он уже осознал, что сегодня можно всё, потому дёрнул. Телепнёв рассмеялся:

   — Нравится? Давай оторву.

Треснула нитка, которой была пришита пуговица, и драгоценность перешла в ручку малыша. Иван довольно рассмеялся, ему определённо нравился этот день!

Елена, чуть скривив губы в улыбке, всё же позвала:

   — Пойдём ко мне в светёлку, поговорить надобно.

Её не остановил недовольный взгляд мамки Аграфены. Та фыркнула: и о чём только думает?! Едва мужа похоронила, как тут же с чужим мужем разговоры бесконечные говорить взялась! Но великой княгине было не до неё, есть дела поважнее недовольства Челядниной. А вот Телепнёв дал себе слово постараться больше не оказываться в княжьих покоях в неурочный час, не то впрямь обвинят в том, чего и не было!

   — Мыслю, как бы избавиться от опеки над сыном, — безо всяких предисловий начала Елена.

   — Тебе венчания сегодняшнего мало?

   — Что венчание? Если Ивану под боярами сиднем сидеть до пятнадцати лет, то какой с него прок?

   — Зачем тогда устраивала всё это? — недоумевал Телепнёв. Овчину обидело то, что Елена обошла даже его, обратилась к митрополиту сама. Но выговаривать ничего не стал.

Княгиня поняла обиду, положила холёную руку на его рукав.

   — Не обижайся на мою поспешность, тебя вчера не было в Москве, а я торопилась.

   — Чего торопилась-то?

Не отвечая на заданный вопрос, Елена начала говорить о задуманном:

   — Соберу новое окружение для великого князя, двор надо поменять. Посоветуй, кого взять, чтобы не отсекать сразу всех, убирать постепенно.

Телепнёв изумлённо уставился на княгиню: она начала показывать свой характер! Да, боярам ещё предстоит узнать, какова настоящая Елена Глинская! Но, подумав, покачал головой:

   — Трудно будет. Семибоярщина сильна...

   — Кто? — изумилась Елена.

   — Бояр при княжиче семь, оттого и Семибоярщина.

   — Иван великий князь, не зови его княжичем! — Телепнёв готов был поклясться, что в голосе любовницы послышались не обещавшие ничего хорошего нотки.

Ого! С ней надо осторожней, не то найдёт себе другого, а его отправит в темницу помирать от голода.

   — Конечно, конечно, — поспешил отвлечь от своей оплошности. — Оставленная опека просто так власти не отдаст.

Елена недобро усмехнулась:

   — Заберём сами!

Телепнёву очень хотелось спросить, кто это мы, но не рискнул.

   — Елена, среди опекунов Михаил Глинский, как с ним сладить?

   — Сладим! Среди бояр нет единства, каждый на себя тянуть станет. Тем и воспользуемся.

Весь вечер Телепнёв размышлял о том, как же он плохо знал Елену. Эта способна не просто венчать маленького сына на царство, но и взять власть в свои руки, отодвинув в сторону бояр, назначенных самим великим князем в завещании. А кто не пожелает подвинуться, тому и до плахи недалеко. Почему же Василий не разглядел такой прав у своей молодой жены? Или разглядел, потому и оставил целых семь бояр опекунами, а её саму в положении простой вдовы?

Телепнёв старательно гнал от себя мысль, что бояре могут быть не просто отодвинуты, а даже уничтожены, и что ему самому придётся принимать в этом участие, если не хочет оказаться в опале. Верно опасался, так и произошло.

Над суздальскими монастырями кружат обеспокоенные птицы. Звон разносится по округе, но звон тот не светлый, радостный, а поминальный...

В монастыре звонят колокола, потому что из Москвы принесли тяжёлую весть — умер великий князь Василий Иванович. Монахини молятся за помин его души. Грешен покойник, ох грешен. Его главный грех — старица Софья, а в миру Соломония — вместе со всеми стоит на коленях, истово кладёт поклоны. Старицы тоже женщины, нет-нет да кто-нибудь бросит любопытный взгляд на Софью — не радуется ли, что обидчик помер? Князь Василий сильно обидел жену, сослал в монастырь, зная, что тяжела. Верно сделала старица Софья, что не отдала ему сыночка, каково было бы мальчику при мачехе, да ещё такой, какова новая княгиня? Говорят, зла, ненавистна, властолюбива. Иноземка, одним словом, что ей на Руси?

Волей-неволей появлялась мысль: как будет теперь? Княжич совсем мал, кто править станет? Снова приглядывались к Софье старицы, не пора ли всему миру предъявить Георгия? Тому лет много больше. Настоятельница не выдержала, после вечерни зашла к Софье в келью.

Старица стояла на коленях перед образами, молилась. Перекрестившись, матушка присела на лавку, огляделась, хотя хорошо знала каждую мелочь в келье. Было тех мелочей совсем немного, хотя и дано на содержание Софьи и её сына князем достаточно, но живёт старица скромно, почти как все. Настоятельница вспомнила слухи, что ходили по Москве, мол, князь и Новодевичий монастырь для своей жены строил, да почему-то отправили её сюда, в Суздаль, видно, и впрямь не своей волей шла.