Ногач тоже вступился за Балушку:
— Это не годится, Балушка должен исповедаться и о «Страшной ноге».
— Пускай примет грех за всех нас на себя.
Председатель Каганек возмутился.
— Все клялись над кораном не выдавать общество, и если Балушка исповедуется, это будет нарушением клятвы, — заявил он.
— Нет! — упрямо сказал Балушка. — Я честный католик. Если я согрешил, то должен покаяться. А будешь еще тут гудеть, Каганек, дам тебе пару горячих. Батя не посмеет выдать то, что слышит, на исповеди.
* * *
Раздраженный и злой ксендз Шимачек мрачно вocceдал в исповедальне. Он вопрошал сурово и накладывал тяжелые покаяния — минимум восемь «Отченашей» и «Богородице, дево, радуйся».
Да и как не раздражаться! Когда проходил четвертый класс, в исповедальне появился гимназист Ружичка.
— Верите в господа бога, Ружичка?
— Я бы сказал, ваше преподобие, да боюсь сесть в карцер.
— Даю вам слово, что не сядете. Ну, так не верю.
- Гм… Во имя всевышнего… Прочитайте сорок покаянных отченашей, Ружичка, И убирайтесь вон. Не хочу больше с вами пачкаться. Чувствую, что вы провалитесь по закону божию.
Паршивец Ружичка! Однажды ксендз доказывал в классе бытие бога и разрешил ученикам высказать свои сомнения.
— Прошу вас, господин законоучитель, — встал Ружичка, — как это объяснить: бог создал в первый день свет, а солнце только на третий день?
За «разрешенное сомнение» Ружичка получил четыре часа карцера и единицу по Поведению. Мотивировка — «дерзкие вопросы».
А теперь было ясно, как дважды два — Ружичка в бога не верит.
Ксендз злобно раздавал покаяния. Проходил гимназист за гимназистом, и чем ниже класс, тем ерундовее были грехи. Вначале шли шестиклассники — они изрядно грешили против пятой заповеди. Это уже было кое-что стоющее. Семиклассники бесстыдно сознавались в нескромных помыслах и деяниях. Восьмиклассники частенько упоминали о дурных домах. А потом пошло на убыль. Явились приготовишки со своими нудными мелочами: не слушались старших, списывали, дерзили, божились, таскали у родителей деньги и т. д. Скучная материя! Ничего пикантного, как у студентов в соседнем квартале.
И вдруг в эти серые будни проник живительный проблеск. Исповедовался Балушка.
— Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, от господа бога поставленному, что состою в тайном обществе «Страшная нога»…
— Что ты говоришь!?
— Исповедуюсь богу всемогущему, — повторил покаянную формулу Балушка, — что состою в тайном обществе «Страшная нога».
— А кто там еще?
— Этого сказать не могу… — И продолжал: — Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, что приносил клятву на коране…
— Ты с ума сошел, Балушка!
— Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, что я в своем уме.
— Не могу дать тебе отпущения грехов, Балушка. Отправляйся к директору и сознайся ему во всем.
— Не могу. Я знаю, что вы меня не выдадите, ваше преподобие.
Балушка разревелся.
— Балушка, ты обязан сознаться директору. В гимназиях не допускаются тайные союзы. Иди и прочитай тридцать раз «Отче наш» и «Богородицу», и чтобы завтра директор знал обо всем.
Забормотав невнятную молитву, ксендз сунул распятие под нос Балушке. Балушку бросило в жар и холод. Он упал перед алтарем на колени. Потом оглянулся на товарищей. Нет, он не предаст их. Нельзя! Он ничего не скажет директору. И ксендз тоже не выдаст его, ибо связан тайной исповеди.
* * *
На другой день ксендз вызвал Балушку.
— Директор до сих пор ничего не знает, Балушка. Пеняй на себя.
Балушка завертел головой и, набравшись храбрости, произнес:
— Ваше преподобие, это тайна исповеди.
— Подожди, негодный, — закричал ксендз, — пойдешь ты в учительскую или нет?
— Ваше преподобие! Я не пойду. Я не могу. Это же тайна!
Влекомый ксендзом в учительскую, Балушка ревел. Директор вышел им навстречу.
— Что случилось? Почему этот ученик плачет? — обратился он к ксендзу.
— Негодяй не хочет признаться вам, что является членом какого-то тайного союза в классе, — отвечал ксендз.
— Иди в учительскую, — грозно сказал директор Балушке, — я с тобой побеседую.
А ксендз добавил, толкая перед собой несчастную жертву исповеди: — у господина директора сознаешься, шалопай.
С той поры Балушка — безбожник.
