Страшная история - [3]

Положив маятник на стол, старик наклонился и достал откуда-то с пола стеклянную банку, в которой расплылся огарок свечи. Он поставил свечу на стол и похлопал по карманам в поисках спичек.

— Огонь есть? — недовольно спросил он. Порывшись в карманах, я выудил оттуда свою зажигалку «Зиппо» и передал старику. Он нажал на кнопку, держа её в трясущейся руке. Вспыхнуло пламя. Комната озарилась рваным колыхающимся светом.

— Что будем делать? — спросил я, чувствуя себя героем сюрреалистической постановки. Из отведённых мне десяти минут семь были потрачены.

— Лечиться, — коротко ответил он и придвинул ко мне серебряный глаз маятника. Стальная поверхность отражала моё лицо, искажённое до неузнаваемости. — Что ты там видишь?

— Где? — я коснулся зазубренного края.

— Не трогай, — отрезал старик. — Скажи, что ты видишь в маятнике.

Я взглянул снова — расплывшееся лицо, вытянутые глаза, нос картошкой.

— Своё отражение, что же ещё.

— Да? — старик притянул маятник к себе за цепочку.

— А что я должен был видеть? Это же всего лишь…

— Нет, — он поднял голову и посмотрел на меня. В неярком огне свечи лицо лишалось старческих морщин, а глаза казались ещё чернее, чем обычно. Я непроизвольно задержал дыхание.

— Я, например, вижу там волка.

— Волка? — я нахмурился. Позывы кишечника вдруг исчезли — иначе бы я точно не выдержал, послал старого психа куда подальше и выбежал во двор.

Он схватил пальцами конец цепочки и поднял маятник в воздух, демонстрируя его мне. Диск качался влево-вправо, по-прежнему отражая моё лицо. Из-за непрерывного движения образ на зеркальной глади всё время менялся, перетекая из одной формы в другую.

— Да, волка. Это значит, что волк — твой зверь. Или что ты — человек волка. Одно означает другое. Посмотри хорошенько, тогда, может быть, твой зверь сможет тебе помочь…

Нос… глаза… зазубренность… Я не успевал следить за мельтешением маятника. А он раскачивался всё сильнее в руках старика. Отражение превратилось в кашицу, сдобренную оранжевым отсветом свечи. Уже не увидеть в этой жиже своего лица, не понять, волк ли то или человек…

Всё-таки волк.

Я приоткрыл рот, подавшись назад вместе с табуретом. Маятник качнулся и застыл в воздухе, нарушая все законы физики. Я перестал видеть того, кто держал серебристый диск на цепочке, и ошеломлённо глядел, как мохнатый зверь по ту сторону поверхности маятника поднимает голову и смотрит на меня. Сначала с любопытством, потом в зрачках появляется свирепость, шерсть на шее встаёт дыбом, и он пригибается к земле, готовясь к прыжку…

Какой бред! Я мотнул головой и вскочил с места. Маятник по-прежнему висел в воздухе. Пальцы, удерживающие его, исчезли; исчез человек, который находился в кухне вместе со мной. Не успел я это понять, как маятник рухнул на стол и громко зазвенел. Цепочка свернулась знаком вопроса.

А волк, в отличие от человека, никуда не ушёл. Он рвался ко мне с рычаньем, изогнутая коготь лапы высунулась из упавшего маятника.

Я панически обернулся, чтобы убежать. И увидел, что бежать некуда. Под ногами был не грязный пол с жёлтым линолеумом, а нечто абсолютно чёрное и очень твёрдое. Эта неименуемая плоскость простиралась далеко в темень; если она когда-то и заканчивалась, вряд ли я смог бы достичь этой границы при нынешней жизни.

«Это всё он! — в смятении подумал я. — Старик… Это он подстроил!».

А волк тем временем продолжал протискиваться сквозь линзу маятника подобно тому, как капля воды вырастает на кончике крана. На стол опустились передние лапы, вслед за ними потянулась ощерившаяся морда с капающей из пасти слюной. Я не стал ждать, когда хищник материализуется полностью, и бросился наутёк в тёмное пространство, надеясь, что волк меня там не сможет найти.

Далеко я не убежал. Пружинистый шорох лап нагнал меня уже через минуту. К тому времени я успел отбежать от стола с сияющей на нём свечой на сотню-другую метров. Огонёк пылал во мгле, как оазис в пустыне, а между ним и мной стоял зверь, настроенный на убийство. Обернувшись, я оказался с ним один на один. Волк выглядел сплошной темнотой, квинтэссенцией той чёрной материи, которая меня окружала — только его глаза сияли голубоватым светом, которые складывались в два мерцающих кольца.

— Не надо, — сказал я ему. — Не трогай меня, уходи…

Он налетел на меня и повалил на чёрную твердь. Лапы сдавили мне грудь, тёплое дыхание зверя ударило в лицо. Запах шерсти, сухой и солоноватый. Я стал кричать, но поперхнулся, когда волк сомкнул челюсти на моём животе. Он распорол кожу, вгрызаясь внутрь, клыки рвали внутренности. Боли почему-то не было — только ужасное ощущение, что тебя пожирают заживо, и кровь литрами вытекает из тебя, а вместе с ней и жизнь. Я размахивал руками и пытался оттолкнуть зверя, но не мог. Волк ел меня, вытаскивая кишки. А эти кишки, в свою очередь, извивались в его зубах, как живые, и в какой-то миг я понял, что они и есть живые. И всегда были. Это был червь, паразит, поселившийся в моём нутре, он с визгом умирал, зажатый между клыками волка. И то, что вытекало из меня, было не кровью, а вязкой отравой, наполнявшей ранее мой живот. Умирая, я последним усилием выбросил руку вперёд и благодарно сжал лапу зверя. Его глаза снова блеснули голубизной, и я понял, почему этот оттенок кажется мне таким знакомым — ведь это был цвет, который я каждое утро видел в зеркале, всматриваясь в собственные глаза.