Странствия Властимира - [38]

Но повезло им только наполовину — не прошло и нескольких лет, как греков-пиратов стали беспокоить кочевники, приходящие с востока, из степей. Город привлекал скифов, слухи о его богатствах расходились как круги от брошенного в воду камня. Греки оказались меж двух огней: на море их подстерегали пираты, на суше — орды кочевников.

Прошло несколько веков, прежде чем борьба с враждебно настроенным миром увенчалась успехом. Сломленные пришедшими вслед за ними кочевыми народами скифы частью осели поблизости от Корсоня, частью подались севернее, в страны снегов. Греки постепенно теряли связи с родиной. Теперь в Корсоне жили потомки эллинов и когда-то выселенных сюда, на край света, ромеев, смешавшиеся со скифами. Византия, обратив свои взоры на северный берег Понта Евксинского, узрела там не только Корсонь, но и другие города, основанные десяток веков назад. Теперь в Корсоне постоянно околачивались купцы из Византии и других стран и наместники императоров.

Солнце уже перешло полнеба, когда три всадника мягко опустили коней в нескольких верстах от города. Пристань находилась в устье небольшой речки. Вдоль ее берегов теснились избы земледельцев. До города было подать рукой, и всадники, чье появление из поднебесья осталось незамеченным для поселян, отлично его видели.

День был не базарный, да и тот клонился к вечеру, но все равно народа на улицах было много. На всадников оборачивались, спрашивали, кто они и откуда. Знавший греческую речь Буян объяснялся, называл город своего детства. Горожане, узнав, что новгородцы приехали втроем, удивленно качали головами — никто не верил, что они пробрались невредимыми через степи и не повстречали кочевников.

Пока Буян, свесившись с седла, балагурил с горожанами, его спутники молчали. Властимир, которому в прошлом приходилось принимать в Резани иноземных купцов и путешественников, немного знал языки. Он говорил на трех вос-

точных наречиях. Греческое давалось ему с трудом — на приемах позади него завсегда стоял верный человек, помогавший в переводах и подсказывающий нужные слова. Сейчас он немного понимал, о чем ведет речь Буян, но сам не мог вымолвить ни слова.

Мечислав же был напуган и оглушен всем, что ему пришлось увидеть в Корсоне. Выросший на удаленной лесной заимке, он кроме родителей. Лисохвоста и двух своих попутчиков в жизни встречался всего с десятком людей. Толпа в сотню горожан, что окружила приезжих, казалась ему кошмаром. Потерявшись в гомоне, юноша испугался. Он ошалело оглядывался по сторонам и, когда один горожанин что-то спросил у него, шарахнулся от него так, что тот сам отскочил подальше и залопотал что-то, показывая на Мечислава пальцем. То, что он сказал, очевидно, было обидное, потому что слушатели захохотали, в свою очередь тыча пальцами в Мечислава. Юноша понял, что смеются над ним. Злые слезы брызнули у него из глаз. Забыв про недавний страх, он выхватил меч и устремился на обидчика.

Буян краем глаза успел заметить рывок, Властимир разобрал слова горожанина, и, когда юноша бросился на обидчика, его спутники не растерялись. С криком: “Стой!” — гусляр кинулся наперерез коню Мечислава, а Властимир махнул в сторону юноши рукой, поймал что-то и дернул.

Это оказался край плаща отрока. От неожиданного рывка тот завалился назад. Одна нога выскочила из стремени. Потерявший управление конь рванулся на людей, но Буян успел поймать жеребца за узду.

Красный от возмущения Мечислав все еще сжимал рукоять меча и воинственно оглядывался по сторонам, бормоча что-то невразумительное сквозь зубы. Буян не стал его расспрашивать, он повел своих друзей в сторону славянского конца.

Уже на соседней улице на славян никто не обращал внимания. Мечислав немного успокоился, в нем проснулось любопытство. Предоставив Буяну находить дорогу, он пристроился ближе к Властимиру, тихим шепотом рассказывая ему, мимо чего они проезжают.

Город славянам не понравился. Узкие улочки с вытоптанной до твердости камня немощеной землей, по которым в низины бегут грязные ручейки. Тонкая белесая пыль в воздухе. Справа и слева — бесконечные заборы. За ними — глинобитные домики или двухэтажные хоромы богатеев. Двери почти всех домов жары ради распахнуты — в проемах колышутся занавеси. И нигде ни травинки — только у самых больших домов заметны сады или огородики да надо всем поднимается старое городище Корсоня — гора, где меж покинутых остатков домов пышно цветет дикая зелень.

В славянском конце самым приметным оказалась толстая старая береза, что росла на центральной площади, откуда разбегались по сторонам узкие кривые улочки. То ли кто из поселенцев чудом сохранил дорогой прутик, то ли ветер принес с севера на радость местным семечко, как знать, только стояла одинокая береза, почти до земли опуская тонкие ветви.

Здесь все было почти то же, что и в прочих славянских городах: дома сплошь рубленые, зелень во дворах, дымок знакомо пахнет, звенят голоса. Услышав родную речь, даже Мечислав немного оправился и, когда какая-то девушка потянулась огладить его жеребца, воскликнул:

— Осторожнее! Кусается!

Девушка отступила, а Мечислав оторопел, услышав собственный голос. До сего раза не видел он так близко девушек ни разу и теперь загляделся ей в лицо так поражение-пристально, что та, зардевшись, убежала.