Странствия по мирам - [68]

Чтобы ничто не отвлекало от этой борьбы, арконцам запретили ловить в море рыбу и стрелять в лесу дичь: если брюхо и так сытое, кого заставишь еще и в поле пахать…

Арконцы вопреки запрету все равно потихоньку рыбачили и охотились, но считались при этом потравщиками, то есть преступниками-браконьерами, и подлежали наказанию. Поэтому княжеские стражники отдавали все силы борьбе с потравщиками (ведь с пойманных можно было брать взятки деньгами либо дичью и рыбой). А потравщики, со своей стороны, боролись за то, чтобы ускользнуть от наказания (в том числе и от дачи взяток, ущерб от которых был немного меньше, чем от преследования по закону, но противнее). А тут еще и чертова битва за урожай, которую велено вести неустанно…

Так, в неустанной борьбе, год шел за годом, еще несколько правителей сменили друг друга, но урожаи, несмотря на все усилия, становились все хуже и хуже. Дело дошло до того, что все золото Арконы пришлось пустить на закупку хлеба и возить его кораблями с далеких изобильных островов, где никто ни за что не боролся, а крестьяне просто возделывали свои поля.

С раннего утра арконцы собирались в длинные очереди у амбаров со столами раздачи и стучали котелками в дверь, чтобы им дали немного хлеба пли каши. Ждать приходилось долго, а вырывать свой кусок – в драке, и народ постепенно дичал.

В конце концов золота почти не осталось, хлеба тоже, и арконцы вывели последнего правителя за городские ворота и дали ему пинка. Прежде из страха перед Тайным приказом такое и в голову никому не могло бы прийти, но со временем и приказные одичали вместе со всем народом, хотя им-то давали двойную порцию каши и хлеба, а к праздникам еще и пряников отсыпали.

Как только Тайный приказ стал наплевательски относиться к своему делу, народ впал в ересь и потребовал, чтобы вернули князей и прежние порядки – при князьях, дескать, было лучше. Правда, тех людей, кто помнил старую жизнь, уже почти не осталось, но вера такая в народе жила.

Настоящих князей взять было негде, их всех повыбили в Смуту, и посему князем избрали того человека, который громче всех кричал в момент изгнания последнего правителя. Его и поставили править Арконой: кричал он вроде бы по существу, за правду – стало быть, был не дурак.

Новый князь не то чтобы очень уж мудро правил (ему больше нравилось, что княжеская казна оказалась в его полном распоряжении и бражничать можно было не переставая), но при его правлении биться за урожай перестали и хлеба в Арконе вдруг стало так много, хоть завались.

И года не прошло, как вечно голодные в прежние времена арконцы, приходя в хлебную лавку, начинали крутить носом. Нет, баранок, дескать, не желаем, приелись, и ситника не хотим, больно пресный… А это что – булки? С изюмом? Да что же это такое – все с изюмом и с изюмом? А разнообразие где? Хоть бы с курагой напекли, что ли. Никакой заботы о простом народе. Всем плевать на народные чаяния…

Еды стало вдоволь, и появилась возможность заработать на эту еду деньги, и не только грабежами (от которых традиционно никто не отказывался).

Но горожане вновь были недовольны. Многие (особенно те, которые из Тайного приказа и столы раздачи у которых во все времена были не такие, что у простонародья) даже говорили: «Вот в прежние-то годы правители были – не нынешнему чета. Бывало, и хлебца дадут, и кашки, и бражки, и похлебочки черпачок плеснут… А нынче сам себя корми, сам все покупай! Может, на все, что потребно, и гривенников не хватит! Может, нам наше жалованье не нравится, ежели с него же и хлебные расходы идут. Нет, прежде было лучше – пусть и бедненько, зато без заморочек».

Ну а те, кто привык жить грабежами, так грабежами и жили – для них ничего особо и не поменялось, только теперь украсть можно было побольше.

И тут один из самых ловких приказных, дослужившийся при новом князе из начальников охраны до первого княжеского помощника, стал внушать правителю:

«У нас в Арконе, князь, недовольство зреет. Гнать тебя, батюшка, взашей хотят. Вспомни, как с прежним-то управились… Ты бы, князь, лучше своей волей ушел, по-доброму – поди пожил уже всласть, всего достигнул, чего желалось. А то ведь чего не бывает, сам, поди, знаешь. Не доводи народ до греха. Ты уйдешь, батюшка, народишко злобствовать перестанет, покой наступит, благолепие… А уж я заместо тебя тут на престоле посижу покуда, чтобы княжеская власть не прервалась. И недовольных окорочу, мне-то оно не впервой».

Не то со страху, не то с перепою, но князь согласился… Вышел на соборную площадь, повелел ударить в вечевой колокол и, как только народ сбежался, объявил:

«Вот вам, граждане Арконы, новый князь. Можете его выбирать. Он вообще-то хороший, он вас не обидит».

Народ почесал в затылке. Старого князя любили далеко не все. И слушаться его распоряжений многие не желали даже в лучшие времена. Но не только покорные, но и оппозиционеры подумали: а может, новый князь и впрямь получше будет? Старый-то уж больно надоел. Ладно, новый так новый! И вроде того что выбрали…

Одной из первых акций нового князя, как только он пришел к власти, была легализация воровских шаек, и это считалось величайшим вкладом в функционирование громоздкой машины государственного управления. Принимая такое решение, князь рассуждал довольно логично: раз преступность является неизбежным злом, искоренить которое никому еще не удавалось, так пусть она будет организованной. Ворам было предложено выйти из подполья, перевести свою работу в цивилизованное русло и не превышать установленный лимит преступлений.