Странствия человечества - [14]

Для Маркса, капитал преодолевает свои противоречия, поглощая их и мистифицируя реальность. Он может лишь внешне преодолеть свою узкую основу, свою ограниченную природу, заключающуюся в обмене денежного капитала на рабочую силу. Капитал неизбежно вступает в конфликт с этой предпосылкой; таким образом, Маркс говорит о противостоянии между частным овладением и обобществлением производства. Частное овладение чем? Прибавочной стоимостью, предполагающей пролетариат, а, следовательно, наёмный труд. Но благодаря всему развитию капитала (и собственные объяснения Маркса являются драгоценной помощью для его понимания) мистификация вступает в силу, капитал становится независимым от человека, что позволяет ему избежать конфликта с собственной предпосылкой. Можно сказать, что конфликт, тем не менее, остаётся, как результат общего процесса: обобществления. Это правда. Но обобществление производства и человеческой деятельности, универсальное развитие производительных сил, за которым следует уничтожение ограниченного характера человека — всё это является лишь возможной основой для коммунизма; оно не устанавливает коммунизм автоматически. Более того, действие капитала постоянно стремится уничтожить коммунизм, или, по крайней мере, помешать его возникновению и реализации. Для того чтобы преобразовать эту возможную основу в реальность, необходимо человеческое вмешательство. Но сам Маркс показывает, что капиталистическое производство интегрирует пролетариат. Как может разрушение человека и природы повлиять на способность человека сопротивляться капиталу и, a fortiori, бунтовать?

Кто-то подумает, что мы наделяем Маркса удобной для нас позицией. Мы процитируем экстраординарный пассаж из него:

«Вот что конкретно отличает капитал от отношений между хозяином и рабом — рабочий противостоит [капиталу] как потребитель и обладатель меновой стоимости, в форме обладателя денег, в форме денег он становится простым центром обращения — одним из бесконечного множества центров, в котором выражена его специфическая роль рабочего». [40]

Одним из способов поглощения революционной власти пролетариата является усовершенствование его потребительского характера, из-за которого он увязает в сетях капитала. Пролетариат перестаёт быть отрицающим классом; с формированием рабочего класса он растворяется в социальном теле. Маркс предвосхищает поэтов «общества потребления» и, как и в других местах, объясняет феномен, который замечают лишь позже в ложной манере, отражённой хотя бы в его названии.

Эти размышления не приводят к фаталистической концепции (на этот раз негативной), вроде следующей: что бы мы не делали, выхода нет; слишком поздно; или к любому другому бессмысленное пораженчеству, порождающему тошнотворный латающий реформизм. Сначала нам надо извлечь урок. Капитал преодолел человеческие и природные барьеры; человек был приручен: настал его упадок. Революционное решение нельзя найти в контексте диалектики производительных сил, в котором индивид был бы противоречием. Нынешний научный анализ капитала провозглашает полное игнорирование человека, который, для некоторых, является лишь остаточным явлением без содержания. Это означает, что дискурс науки является дискурсом капитала, или что наука возможна лишь после уничтожения человека; это дискурс о патологии человека. Было бы безумием основывать надежду на освобождение на науке. Эта позиция является тем более безумной, как у Альтюссера, она не может совершить собственный прорыв, ликвидировать свою «археологию», поскольку остаётся верной пролетариату — пролетариату, который в этой концепции является лишь объектом капитала, элементом структуры. Но этот недостаточный, разрушенный человек является индивидом, порождённым классовыми обществами. И в этом мы согласны: человек мёртв. Единственной возможностью для появления человека является наша борьба против приручения, наше рождение из него. Гуманизм и сциентизм (и последователи «этической науки» а ля Моно — абсолютные рабы капитала) являются выражением приручения человечества. Все те, кто питает иллюзии об упадке капитала, возрождают древние гуманистические концепции или дают рождение новым научным мифам. Они остаются невосприимчивыми к революционному феномену, присутствующему в нашем мире.

До сих пор все стороны спорили так, словно человек оставался неизменным в различных классовых обществах и под господством капитала. Вот почему материалистические философы 18 века подчёркивали роль социального контекста (человек, который был фундаментально хорошим, рассматривался как позитивно или негативно формируемый социальным контекстом), в то время как марксисты подчёркивали роль окружающей среды, сформированной развитием производительных сил. Перемены не отрицались, и вслед за Марксом повторялось, что история была полным преобразованием человеческой природы. Тем не менее, явно или подотчётно считалось, что минимальный элемент продолжал позволять человеку бунтовать против угнетения капитала. Сам капитализм описывали в манихейской манере: с одной стороны позитивный полюс, пролетариат, освободительный класс; с другой негативный полюс, капитал. Капитал считался необходимым, потому что революционизировал жизнь человека, но его описывали как абсолютное зло по отношению к добру, к пролетариату. Появляющийся сегодня феномен ни в малейшей мере не уничтожает негативную оценку капитала, но вынуждает нас распространить её на класс, который некогда противостоял ему, и нёс в себе все позитивные элементы человеческого развития и сам сегодняшний день человечества. Этим феноменом является новое формирование общности и человека капиталом, отражающим человеческую общность подобно зеркалу. Теория зеркала могла возникнуть только тогда, когда человек стал тавтологией, отражением капитала. Между миром деспотии капитала (каким сегодня представляется общество), уже нельзя отличить добро от зла. Всё подлежит осуждению. Отрицающие силы могут возникнуть только извне капитала. Поскольку капитал поглотил все старые противоречия, революционное движение должно отвергать продукт развития классовых обществ полностью. Такова суть борьбы против приручения, против упадка человеческого вида. Таков основной момент формирования революционеров, абсолютно необходимый для производства революции.