Странствие Кукши. За тридевять морей - [19]

Кукша вспоминает меч, который Домовой оставил ему у порога чудского капища и который превратился в солнечный луч. Может быть, это тот же самый меч?

Теперь Харальд и Кукша рубят прутья каждый своим мечом. Спору нет, хороший меч и у Харальда, но чужой меч или собственный – тут нет никакого сравнения. Свой словно и блестит ярче, и свистит веселее, и в руке сидит крепче.

Судьба вручила Кукше оружие для того, чтобы он мог отомстить, дело только за удобным случаем. Однако, пока он гость конунга, об убийстве Свана не может быть и речи, ведь Сван тоже гость. Кто из смертных решится попрать закон гостеприимства?

Однажды Харальд говорит Кукше:

– Я придумал. Тебе незачем весной уплывать с викингами. Мы разделаемся со Сваном здесь.

Кукша вопросительно смотрит на Харальда.

– Мы его отравим, – говорит Харальд.

– Как отравим? – изумленно восклицает Кукша.

– Очень просто. Дадим яду в питье. Тут неподалеку в лесу живет одна колдунья, финка, она и лечит, и ворожит, и варит всякие ядовитые зелья – из трав, из кореньев, из жаб, из змей – изо всего. Колдунья даст мне самый страшный яд, если я попрошу.

Однажды, еще в младенчестве, Кукша видел, как на лугу возле Домовичей подыхала корова. Изо рта у нее ручьем бежала слюна, и она часто-часто дышала. Потом у нее начались судороги, а немного погодя она вытянула ноги и затихла. Взрослые говорили, что корова наелась ядовитого веху[46], которого много растет на соседнем болотце.

– Не надо травить, – растерянно просит Кукша.

– Почему не надо? – говорит Харальд. – Сам же сказал, что должен отомстить. А мы теперь побратимы: твоя обида – моя обида, твоя месть – моя месть. Хорош я буду, если не помогу тебе в таком деле.

– Его надо… убить мечом, – говорит Кукша. – Кровь за кровь…

Ему не по себе, он никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь из Домовичей кого-нибудь отравил. Да и Домовой говорил о мече, а не об отраве.

– Кто же спорит! – восклицает Харальд. – Конечно, убить мечом было бы лучше! Но как это сделать? Вызвать Свана на поединок? Сван – берсерк, а берсерки, как известно, в бою неуязвимы. Напасть неожиданно или прикончить сонного? Это значит нарушить мир и попрать закон гостеприимства. Мой отец – человек справедливый и никогда не простит такого убийства!

– А если отравить, простит? – удивленно спрашивает Кукша.

– Чудной ты, – снисходительно отвечает Харальд, – ведь об этом никто не узнает!

И он с увлечением рассказывает о своем замысле:

– Я выпрошу у колдуньи самый лучший яд и дам ей за это марку серебра[47]. Не за горами большой пир по случаю весеннего жертвоприношения дисам[48]. Когда все захмелеют, я насыплю в один рог яду и пошлю его с рабыней Свану. Никто не обратит внимания, что еще один пирующий свалился с лавки – там многие будут валяться. А наутро никому не покажется удивительным, что он так и не встал – на пирах ведь нередки случаи, когда упиваются до смерти.

Кукше не нравится Харальдова затея. Раз Свана нельзя убить в поединке, поскольку он берсерк и в бою неуязвим, Кукша отправится с викингами в поход и выждет подходящего случая, когда Сван будет лежать после битвы в приступе берсеркского бессилия, и прикончит его. Справедливая месть допускает подобное действие, если силы настолько неравны. Но тайно расправиться с гостем доброго конунга Хальвдана, у которого ты сам в гостях!..

Кукша просит друга не трогать Свана, но Харальд неумолим. Он уже весь поглощен своим замыслом и во что бы то ни стало должен его осуществить. Таков уж Харальд – сын конунга Хальвдана Черного – всякое дело он доведет до конца!

Глава двадцать третья ДАР КОЛДУНЬИ

К колдунье мальчики пробираются на лыжах по сосняку, растущему на склонах высоких холмов. К ее дому не ведут ни тропинки, ни лыжни – перед мальчиками нетронутая снежная целина. Давно, как видно, никто не бывал у колдуньи. То и дело приходится огибать поваленные бурей сосны. Кукша неотступно думает о том, как помешать Харальдовой затее, но ничего придумать не может. А просить бесполезно – Харальд все равно сделает по-своему.

Впереди между сосен забелелся просвет. Это поляна, там у подножия скалы стоит хижина колдуньи. Возле опушки Харальд говорит Кукше:

– Подожди здесь. Она терпеть не может, если к ней является больше одного человека.

Кукша остается ждать в лесу, а Харальд выходит на поляну и бежит к хижине. Он останавливается перед низенькой дверью с высоким порогом и стучится в нее лыжной палкой. Дверь открывается, как черная пасть, и проглатывает Харальда. Кукша успевает заметить мелькнувшее в двери желтое лицо, обрамленное длинными седыми космами.

От нечего делать он разглядывает жилище колдуньи. Перед ним маленькая хижина из нарезанного дерна, потонувшая в пушистых сугробах, на нее нахлобучена высоченная снеговая шапка, над шапкой поднимается синеватый дымок. Хижина стоит среди огромных камней, иной из них больше ее самой. На камнях тоже высятся снежные шапки.

Кукша давно уже заметил, что в Норвегии не рубят домов из бревен, как у него на родине. Здесь забивают в землю толстые колья и оплетают их прутьями или, обтесав, забивают как можно плотнее друг к другу. Получившиеся стены обмазывают глиной, а потом обкладывают нарезанным дерном или камнями, которые слегка обтесывают, чтобы лучше держались. Щели между камнями тоже забивают глиной. Кровли такие же, как в Домовинах – дерновые на берестяной подстилке, – но покоятся они не на стенах, а на особо врытых в землю столбах.