Странный Джон - [42]

«Парень сказал что-то про то, чтобы заставить нас осознать, что мы находимся перед лицом того, что не можем понять, — продолжил Нортон. — Сказал, что покажет нам кое-что, чтобы помочь нам помнить об обещании и сдержать его. Его голос стал очень странным, низким, тихим и музыкальным. Он протянул одну худую руку к своду и сказал: «Эта плита весит, наверное, тонн пятьдесят. А над ней только гроза. Отсюда видно, какой снаружи дождь», — и он указал другой рукой на выход из пещеры. Потом добавил с холодной надменностью: «Ну и что? Давайте посмотрим на звезды». И, боже мой… Вы, конечно же, не поверите, но мальчик поднял этот треклятый камень кончиками пальцев, как будто это была дверь подвала. Внутрь ворвался ужасный вихрь воды и ветра и тут же пропал. Поднимая камень все выше, он поднялся на ноги. У нас над головами было ясное звездное небо, без единого облака! Дым от костра поднимался вверх неровной колонной и рассеивался высоко над нами, заслоняя темным пятном несколько звезд. Мальчишка толкнул камень, так чтобы он стал вертикально и выпрямился, придерживая его одной рукой, а другою уперев в бедро. «Вот так!» В свете звезд и отблесках костра я видел его обращенное вверх лицо. Просветлевшее, живое, умиротворенное. Я бы даже сказал, преображенное.

Он стоял так, наверное, полминуты, в полной тишине. Потом оглянулся на нас, улыбнулся и сказал: «На забудьте. Мы вместе смотрели на звезды». Потом аккуратно опустил камень на место и продолжил: «Думаю, вам пора идти. Я покажу вам спуск с утеса. Ночью он может быть опасен». И, так как мы были совершенно парализованы от потрясения и не сделали ни единого движения, он мягко и ободряюще рассмеялся и сказал то, что я до сих пор не могу выбросить из головы (не знаю насчет МакУиста). Он сказал: «Это чудо было детской забавой. Но ведь я и есть ребенок. И пока дух в агонии пытается перерасти свое ребячество, он может утешать себя, время от времени возвращаясь к детским играм, понимая их простоту». Мы выползли из пещеры наружу, под дождь».

Наступила тишина. МакУист повернулся к нам и посмотрел на Нортона каким-то безумным взглядом. «Нам был дарован великий знак! — сказал он. — А оказались его недостойны».

«Возможно, вы не верны букве, но не духу данного обещания, — попытался я его утешить. — Уверен, что Джон не имеет ничего против того, что вы рассказали все мне. Что же до чуда, то я бы не слишком о нем беспокоился, — добавил я с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. — Он, скорее всего, как-то вас загипнотизировал. Джон — очень странный ребенок».

Ближе к концу лета Пакс получила открытку. «Вернусь завтра поздно. Пожалуйста, подготовь горячую ванну. Джон», — было написано на ней.

При первой же возможности я подробно расспросил Джона о его каникулах. И с большим удивлением обнаружил, что он преодолел стадию молчаливого отчуждения, которая так всех взволновала до его побега из дома, и готов был рассказывать обо всем совершенно честно. Сомневаюсь, что я сумел понять все то, что Джон мне рассказал, и уверен, что еще многое он не стал мне рассказывать, потому что знал, что я все равно не пойму. И все время у меня было ощущение, что он изо всех сил старался перевести свои мысли на знакомый мне язык, и получившийся перевод казался ему чудовищно грубым. Я же могу только записать весь его рассказ, как я его понял.

Глава XII Джон среди дикой природы

Джон признался, что когда он начал осознавать печальную судьбу Homo Sapiens, его охватило «паническое чувство обреченности» и одновременно — «приступы одиночества». В компании он чувствовал себя даже более одиноким, чем в уединении. И в тоже время что-то странное, видимо, начало происходить с его собственным разумом. Поначалу он думал, что, наверное, сходит с ума, но потом решил верить в то, что всего лишь взрослеет. Так или иначе, он был убежден, что ему необходимо бежать от всех, чтобы без помех заняться сдвигами в собственном сознании. Так личинка предчувствует свое исчезновение и возрождение и стремиться защитить себя коконом.

К тому же, если я правильно его понял, из-за постоянного соприкосновения с цивилизацией Homo Sapiens он ощущал себя духовно загрязненным. Он чувствовал, что должен по крайней мере на время стряхнуть с себя всю ее шелуху и предстать перед Вселенной в абсолютной наготе, чтобы доказать, что он может постоять за себя и ни коим образом не зависит от примитивных и пошлых существ, населявших планету. Сначала я посчитал, что страсть к простой жизни была всего лишь детской тягой к приключениям, но теперь понимаю, что путешествие несло для него некое огромное значение, которое я могу понять лишь приблизительно.

Оно-то и увело его в самый дикий край нашего острова. Последовательность, с какой Джон осуществил свой план, поразила меня. Он просто вышел с железнодорожной станции в горном районе, плотно пообедал, поднялся по пустошам до самых высоких гор и, посчитав себя защищенным от постороннего вмешательства, снял с себя всю одежду, включая обувь, и спрятал ее в дыре среди камней. Тщательно замаскировав это место, чтобы потом снова суметь его отыскать, он отправился дальше голышом, отыскивая пропитание и укрытие на природе.