Странный брак - [75]

— Кто знает, сударь, — простодушно заметил управляющий, — может быть, она еще и выкарабкается.

— Да ведь она уже с час как умерла.

— Кто это — сказал?

— Да доктор.

— Что вы, помилуйте! — возмутился управляющий. — Да она сию минуту разговаривала со мной!

Такое преследование судьбы вывело наконец из себя бедного Гриби. Что до сюртука, то бог с ним, он смирился с этой историей. Но чтоб какой-то профан так принижал его познания, этого он уж не мог стерпеть. Кровь закипела в нем, и с презрением во взоре (однако с достоинством ученого) он заявил:

— Она может разговаривать сколько угодно, и все же она умерла: у нее не было пульса.

Экипаж подъехал. Фаи дружески пожал управляющему руку.

— Смотрите за всем хорошенько, мой дорогой Будаи. Возможно, я не сумею скоро вернуться, но если на троицу приедет из Дебрецена Эжаяш, пошлите мне весточку в Патак. (Известный Эжаяш Будаи[39] приходился братом управляющему.)

Затем Фаи легко вскочил в экипаж.

— s Эй, доктор, доктор! — вдруг крикнул он. — Ну и бестолковый же я! Совсем забыл спросить: какой трактир держит ваш брат в Капоше? Вы, Крок, садитесь рядом с кучером: я один ноеду в экипаже.

— Трактир "Гриф", ваша милость, — ответил за доктора Крок.

— Трогай!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Свадьба в трактире "Гриф"

То, что Фаи усадил "милого старичка" не рядом с собой, а на козлы, вызвало среди челяди большое удивление, так как господин их обычно был чужд всякой кичливости. Обычно, если в доме не было гостей, за господским столом всегда обедал кто-нибудь из доверенной прислуги.

И это не было редкостью в кругу помещиков средней руки. Чаще всего подобная барская милость выпадала на долю какой-нибудь старушки — бывшей няньки барина, барыни или их детей. А уж попав однажды по той или иной причине за господский стол, слуга потом в силу привычки, которую венгры почитали во все времена, занимал это место постоянно. Подобная милость служила признаком добрых отношений между господами и прислугой, а кроме того, такой человек был весьма полезен в доме, потому что, в равной степени будучи близок и к слугам и к господам, знал, чем они живут, ловко умел рассеять тучи и смягчить взаимную их отчужденность.

Четверка лошадей стремительно неслась вперед; так и летели в стороны комья грязи, ибо после продолжительных дождей дорога была порядком грязна. Не умели строить дороги наши предки, "грязь на грязь накладывали"; в сухую погоду пыль стояла здесь столбом, а в сырую — грязь коню по брюхо Но и наилучшая дорога показалась бы длинной господину Фаи, богатая фантазия которого лихорадочно работала, заставляя тревожно сжиматься его сердце — ведь оно было из такого мягкого золота, что на нем оставляло след всякое прикосновение. Он перебрал в уме все самые страшные беды, которые могли постичь Яноша. Порой он видел молодого графа лежащим глубоко на дне Тисы. Над ним проплывали сомы да осетры; вот они-то, а не старина Крок, наверно, знали, где находится Янош. То вдруг воображение рисовало ему другую картину: Янош падает, сраженный пулей, грабители подскакивают к нему, стаскивают с него одежду, чтобы поживиться хоть чем-нибудь… Нет, любая определенность, пусть самая плохая, лучше такого состояния!

— Эй, Петер, далеко еще до этого самого Капоша?

— Уже въезжаем в город.

Стемнело. Небо было сплошь затянуто тучами, а по земле стлалась густая пелена тумана, так что и в двух шагах уже ничего нельзя было разглядеть.

А жаль! Стоило бы описать городок, потому что в те времена города еще не были однообразны, как солдаты в строю, и не подразделялись на категории. Сейчас в Венгрии три сотни таких Капошей, похожих один на другой, словно близнецы; сотня Лошонцей, десятка два Кашш и наконец мать всех городов венгерских — Будапешт. Только эта мать не из тех, что своих детей вскармливают, а наоборот, сама кормится за их счет, и потому они такие хилые, маленькие, малокровные.

Прежде города не были так похожи один на другой, и путешествие было сплошным удовольствием. Тот, кто посетил много городов, испытывал такое ощущение, словно повсюду в большом мире у него знакомые да земляки, и это по тем или иным причинам доставляло удовольствие. Так, например, в Уйхее человек мог купить хорошее вино, в Тисауйлаке — замечательные щетки для усов, в Кёрмёце — такие кружева, будто и не кружева, а пена морская, в Мишкольце — пышные булки, в Римасомбате — фляжку, в Гаче — сукно, крепкое, как кожа, а в Леве — кожу мягкую, как сукно, в Эстергоме — седла, в Сабадке — фартуки, в Шельмеце — трубки, в Дьёре — складные ножи, в Либетбане — можжевеловую водку.

Теперь любую из этих вещей можно получить в каждом городе, в первой же лавчонке на углу, и совсем не нужно отправляться за ними в далекий путь. Однако следует признать, что предметы эти стали не так добротны, как прежде, и обладатель их не ощущает той радости, какую испытывал раньше, приобретая их во время своих странствований.

Что касается Капоша, то этот город славился ситами и решетами. Если капошское сито привозили красавице, жившей где-нибудь в другом конце Венгрии, она охотно награждала дарителя поцелуем. Сейчас же за него дают лишь восемьдесят крейцеров.