Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 - [25]

ЧИХАТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Злые языки говорят, что в Кокон Вселенной я сбежал от преследовавших меня особ женского пола. Я намеренно не употребляю слово «женщины», поскольку в число упомянутых особ были включены (сам слышал!) Эпиромена, предсказательница с Дельты Волка, Рбанка, повариха с Беты Кормы, и даже Пупридагония, жившая в космическом вигваме на полдороги между Солнцем и Тетой Южного Креста. Только человек с исключительно извращенным воображением мог распространять слухи о моей якобы интимной связи с госпожой Пупридагонией — попробуйте сами совокупиться с существом длиной три с половиной километра, обладающим семьюстами конечностями и таким же количеством болтающихся на привязи желудочков. Если после такой попытки вы еще будете пригодны к употреблению даже в качестве дневного сторожа в борделе на Каппе Телескопа, то я должен сказать, что преклоняюсь перед вашими сексуальными возможностями. Короче говоря, я хочу изначально отместь все эти гнусные инсинуации — в моей экспедиции не было ничего, кроме научного любопытства. Я понимаю, что в наши дни, когда люди думают, в основном, о собственном благополучии, научное любопытство выглядит нелепым анахронизмом, и никто не хочет верить, что исключительно из-за жажды знаний нормальный человек способен отправиться туда, куда не только Макар телят не гонял, но даже сам Великий Ругатель Беня Бенгальский не посылал своих любимых врагов. В дни моей молодости все было иначе. Помню, когда я служил в зман-патруле, то любой из салаг способен был в обеденный перерыв просто из любопытства смотаться на часок-другой в Грецию времен Архимеда или Рим эпохи Кесарей. А сейчас первый вопрос, который задает молодой человек, если предложить ему поездку на Олимп времен Зевса и Юноны: «Сколько зеленых мне за это отвалят?» Под зелеными он, ясное дело, имеет в виду шекели, а вовсе не то, о чем вы, я уверен, подумали. За всю свою долгую жизнь я заработал немало зеленых, а потратил еще больше, и потому честно могу сказать: деньги — тлен. А вот узнать что-нибудь новое или, тем более, самому это новое создать — вот истинное счастье для космопроходчика! Если человек испытывает наслаждение, создавая новую жизнь, то можете представить, в какой экстаз можно впасть, создавая новый закон природы! Впрочем, нет, вы себе этого представить не можете, потому что никогда не были со мной в Коконе Вселенной. Идея зародилась в моем мозгу давно и была проста, как коровий катышек, пролежавший на солнце две недели. Судите сами. Работая в зман-патруле, я, бывало, забирался в прошлое на тридцать-сорок тысячелетий, а однажды в погоне за аргентинским диверсантом Бадашем отправился аж на триста миллионов лет назад, во времена динозавров. Мог бы, в принципе, сунуть свой нос в прошлое и на миллиард лет — вопрос тут только в подзарядке батарей и в том, чтобы диспетчер сидел спокойно и не пытался вытащить меня из прошлого с помощью аварийной системы возврата. Я лично знал человека, видевшего своими глазами, как на месте планеты Земля бурлил в космосе жидкий раствор протовещества — было это, как вы понимаете, пять миллиардов лет назад, а впечатлений этому свидетелю хватило на всю его оставшуюся жизнь. Но если можно отправиться на пять миллиардов лет в прошлое, то почему не на десять? А если можно на десять, то почему не на все двадцать пять? Вот тут-то и возникает противоречие. Невозможно (что за жуткое слово!) опустить зман-машину в колодец времени на двадцать пять миллиардов лет, потому что в то время нашей Вселенной еще не существовало. А был Кокон, который взорвался двадцать миллиардов и триста миллионов лет назад. В то время еще просто не было никакого времени, и потому зман-машины были так же непригодны для путешествий, как непригодны для полетов по воздуху велосипеды и мотороллеры. Может, поэтому до меня никто и не пробовал проникнуть в самую заповедную точку мироздания — самую странную, самую неизученную и самую привлекательную. Как-то я сказал себе: «Иона, ты уже побывал чуть ли не на всех звездах Галактики! Не пора ли совершить наконец свой геркулесов подвиг?» «Пора!» — ответил я на этот вопрос и принялся готовиться в дорогу. Перво-наперво я сказал всем знакомым, что ухожу в отпуск, и искать меня не нужно даже по сотовой галактической связи, потому что я все равно не отвечу. Потом я заявил своей жене Далии, что намерен недели две поработать в библиотеке Кнессета, поскольку хочу в начале осенней сессии внести законопроект о налоговых льготах для космических путешественников. У меня вылетело из головы, что я, в отличие от моего знакомого Нисима Кореша, вовсе не являюсь депутатом и потому предлагать законопроекты могу лишь стоя перед зеркалом. Далия, будучи женщиной здравомыслящей, мне об этом напомнила, испортив настроение на все время путешествия. Итак, решив отправиться в прошлое на двадцать миллиардов и триста миллионов лет, я прежде всего переоборудовал зман-машину (в просторечии машину времени) таким образом, чтобы автоматика прервала эксперимент, если Вселенной начнет грозить реальная опасность. Мне вовсе не хотелось, чтобы из-за моего любопытства перестал действовать, скажем, закон всемирного тяготения! Потом я запасся самой лучшей записывающей аппаратурой, чтобы оставить потомству точные данные о моем путешествии. И наконец я не пренебрег и продуктами питания, поскольку не имел ни малейшего представления о том, сколько времени придется мне проторчать в таком месте, где самого понятия времени не существовало. Как, кстати, не существовало и понятия пространства. Действительно, господа, о каком таком пространстве-времени можно говорить во Вселенной, сжатой в математическую точку без длины, ширины и высоты? Что будет при этом с телом космопроходчика Ионы Шекета, я не хотел даже думать. В конце концов, Амундсен, отправляясь на Северный полюс, тоже ведь понятия не имел о том, что его ждет в этой удивительной точке земного шара. Не говорю уж о Владимире Ульянове-Ленине, который, устраивая в тысяча девятьсот семнадцатом году революцию в России, знать не знал, чем это грозит всему еврейскому народу. Чем я хуже, скажите на милость? Я не знал, что ждет меня в Коконе Вселенной — ну и ладно, для того и отправляюсь, чтобы испытать это на собственной шкуре. Говорят, что, когда я нажал на кнопку старта, на половине Земли (от Метулы до Иоганнесбурга) полетели пробки. Не из бутылок шампанского, которые никто и не подумал открыть в честь моей экспедиции, а из распределительных энергетических щитов. И в результате на добрых два часа половина Земли осталась без электроэнергии. Впрочем, это мелочи, наука требует жертв. Я об этом не знал — моя зман-машина проваливалась в прошлое со скоростью два миллиона лет в секунду. Падать во времени мне предстояло почти три часа, и я принялся перечитывать «Введение в общую теорию относительности» Альберта Эйнштейна, бестселлер начала прошлого века. Книга давно устарела, и я взял я ее с собой только потому, что иначе пришлось бы прихватить «Умри со страстью» Долы Штеккер — почему-то только эти две книги лежали на моей тумбочке, когда я собирал вещи для моего путешествия. Зачитавшись (особенно увлекательным было описание тензоров четвертого порядка, свернутых по диагональным осям), я не заметил, как моя машина пронеслась через все века истории Земли, вывалилась в протопланетное облако, провалилась сквозь газовую туманность, еще не ставшую Солнцем, а потом оказалась в серой пустоте, поскольку ни звезд, ни галактик еще не существовало. Дурное предчувствие охватило меня, когда зман-машина достигла того момента, когда первичный Кокон взорвался, положив начало расширению Вселенной. Я поднял глаза от книги и понял, что все — дальше ехать некуда. Мы были в Коконе Вселенной. За бортом зман-машины не было ничего. То есть — совсем ничего: ни пространства, ни времени, ни материи, ни духа, ни даже объявления: «Проезд запрещен!» Не было света, тьмы, прошлого, настоящего и будущего. На какое-то мгновение (внутри машины время, естественно, текло своим чередом) я ощутил себя всемогущим Богом, парящим над бездною. Разумеется, я немедленно отбросил эти кощунственные мысли, мысленно попросив прощения у того, кто, возможно, создал Кокон Вселенной и собирался распорядиться этой своей игрушкой по собственному усмотрению. А я тут, понимаете, расселся и мешаю претворению замыслов. Какое-то странное томление охватило все мои члены без исключения. Я понимал, что от того, что я сейчас сделаю, что скажу и даже что подумаю, зависит будущее моего мира. Вот я щелкну пальцами, и, когда Кокон взорвется, электроны окажутся заряжены положительно, а не отрицательно. Или — я, к примеру, скажу «Эх, хорошо!», и это приведет к тому, что в будущей Вселенной у женщин окажется три груди вместо двух. Достаточно мне просто подумать «ну и духота», и много лет спустя на очередных выборах к власти придет левое правительство. Осознав неожиданно собственную значимость для судеб мироздания, я застыл в кресле, стараясь не совершать ни единого движения. Я прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. И я уставился в какую-то точку на потолке, чтобы мысли мои застыли в положении «смирно». И будь, что будет! Вы пробовали неподвижно сидеть, глядя в пространство и не думая ни о чем? Если вам это удавалось, то вам прямая дорога в индийские йоги. А я простой космопутешественник — человек действия и буйной фантазии. У меня немедленно зачесались все члены без исключения, но в неопределимом пространстве Кокона я совершенно не понимал, какой мой член где находится. А тут еще и в носу зачесалось. Я сдерживал себя сколько мог, но все же не выдержал, чихнул и… Вот в этот-то момент Кокон и взорвался, будто моего чиха ему недоставало, как недостает бомбе искры в детонаторе. Возникло пространство, и моя машина начала куда-то стремительно падать. Возникло время, и моя машина устремилась в будущее, нарушая все еще не сформировавшиеся законы природы. А я и подумать не успел о том, что надо, вообще говоря, о чем-нибудь подумать. Сработало реле возврата, и зман-машина грохнулась на свою площадку в лаборатории зман-патруля, откуда я не так давно начал свое путешествие. Я вылез из кабины, преисполненный сознания собственной значимости. — От какой малости зависит судьба мира! — сказал я подоспевшему дежурному оператору. — Если бы я не чихнул, Кокон Вселенной, возможно, никогда бы не взорвался! — Да? — философски заметил тот. — Но тогда и нас с вами не было бы, и вы не смогли бы отправиться в Кокон и чихнуть, и что тогда? Я посоветовал ему обсудить эту проблему в кругу семьи, а сам отправился в ближайшее кафе, чтобы за чашкой каппуччино восстановить в памяти это удивительное приключение.