Странное воспоминание - [16]

Затем он с непониманием взглянул на Жана-Антуана:

– Обокрал?

– Именно.

Человек в старом цилиндре рассмеялся и похлопал юношу по плечу, указывая на него своим новым дуврским друзьям:

– До чего же мне нравится этот малый! Присаживайся, Джон, я как раз заказал для тебя кофе. У нас скоро поезд. Джентльмены, знакомьтесь, это мой французский друг, о котором я рассказывал. Джон, а это… – Фокс запнулся, вспоминая их имена. – Клиффорд и Джор… Джер…

– Кристофер Уортинг и Дэвид Эксли, – поправили его мужчины.

Фокс улыбнулся и махнул рукой:

– Им виднее.

– Мсье Фокс, какой еще поезд?

– Шестичасовой до Лондона, следующий через Редхилл. Ты ведь все еще собираешься в Лондон, не так ли? Я все устроил, купил билеты и взял на себя смелость помочь тебе в сборах. А вот попытки разбудить тебя не увенчались успехом, ты все никак не просыпался. Я уж начал опасаться, что мы пропустим наш поезд из-за тебя.

С минуту Жан-Антуан растерянно переводил взгляд с сидевших за столиком Клиффорда Уортинга и Дэвида Эксли на человека в старом цилиндре, затем опустился на скрипучий стул, с недоверием протянув руку.

– Тогда отдайте мой кошелек и шарф-галстук, – осторожно, но твердо попросил Жан-Антуан.

Фокс тут же вернул ему его вещи. В кошельке была приблизительно та сумма, что и должна быть. Точно подсчитать Жан-Антуан не смог, так как часто сбивался из-за громкого рассказа Фокса о том, как он славно погулял в Кале по ту сторону Дуврского пролива. Недоверие юноши сменилось смятением, когда ему принесли чашку кофе, обещанную человеком в старом цилиндре.

– Бедняга так устал, что свалился с одной пинты пива, – шепнул Фокс своим соседям по столику, косясь на Жана-Антуана.

– Что? Нет! Ну, зачем же так говорить? Может быть, меня и утомил путь, но, как вы говорите, свалился я не с одной пинты. Еще мы пили глинтвейн! – запротестовал юноша. – И много!

За столиком снова разразился смех. Большей реакции от простых фермеров француз и не ждал, поэтому негодование по поводу этих пустых насмешек быстро сменилось мыслями куда более существенными, чем вполне естественное снисходительное отношение англичан и французов друг к другу, да еще и разогретое остротами человека в старом цилиндре.

Пока проспавший завтрак и обед Жан-Антуан наскоро трапезничал, ему не давали покоя сомнения насчет человека по имени Гай Фокс. Теперь он решил повнимательнее к нему присмотреться. На краже кошелька и шарфа-галстука его опасения подтвердились, но нельзя отрицать, что всему случившемуся при этом нашлись объяснения. Жану-Антуану полегчало еще больше, когда сытый и набравшийся сил для продолжения пути он вышел на свежий воздух, а у Фокса действительно оказались два билета на шестичасовой поезд до Лондона.

Шли молча. Переговариваясь лишь изредка короткими фразами. Источником напряженного молчания по большей части был сам Жан-Антуан. Фокс же время от времени бросал на него задумчивые взгляды, словно пытаясь понять причину подозрительного настроения в его французском знакомом.

Больше всего Жана-Антуана поразил необычный запах, царивший на железной дороге. На станции Дувр Таун они прождали поезд еще двадцать минут.

Здесь уже Гай Фокс сделался молчаливым и сосредоточенно озирающим уходящие в промозглую даль железнодорожные пути. Похоже, любая дорога у человека в старом цилиндре вызывала к жизни воспоминания, известные лишь ему одному. Жан-Антуан, если бы всерьез задумался о мыслях своего спутника, вряд ли смог бы догадаться, хотя бы о половине всего того, что могло вспоминаться человеку в старом цилиндре. Однако даже Фокс не мог поймать ни тени, ни отголоска тех картин, что проносились в его голове. Он был не властен над своим сознанием.

Уперев руки в бока и устойчиво расставив ноги, он стоял на краю продуваемой платформы, на холодном ветру и моросящем вечернем дожде. Гордый и грозный странный незнакомец. Но глаза смотрели в эти минуты грустно и отрешенно. Должно быть, именно так он взирал в туманную ночь над проливом вчера, до того, как появился Жан-Антуан. Прибитый дождем мех его пальто безжизненно свисал вниз. От видавшего виды цилиндра отскакивали редкие капли. Он напоминал бродягу, привыкшего относиться к себе как к джентльмену и, вполне вероятно, способного на дикости, принятые в жестоком мире бродяг, но неприемлемые для джентльмена.

– Поди сюда, Джон, – не шевелясь позвал юношу Фокс преувеличено серьезно.

Жан-Антуан вышел из здания вокзала и, поднимая воротник, подошел к нему.

– Вообще-то, я Жан-Антуан, разве сложно…

Но человек в старом цилиндре не слушал его. Он уже сам начал говорить, по-прежнему глядя вдаль:

– Ты прости, что вчера порассказал тебе всяких ужасов, которые у всех на слуху и которые я сам повидал. И в мыслях не было тебя напугать, а тут вижу сегодня ты сам не свой. Даже меня в преступлениях заподозрил, – неторопливый ироничный смешок вырвался между слов. – Сдался мне твой шарф… в общем, если в следующий раз речь зайдет о событиях, которые могут сказаться на твоем впечатлительном уме, ты меня предупреди.

– Нет, дело не в нашем разговоре о разбойниках Англии. Будем надеяться, здесь имело место, скорее, бытовое недоразумение.