Странник, пришедший издалека - [9]

Выпустив цепь, Коготь поднес грязную ладонь к губам Скифа. Пальцы у него были толстые, с обломанными ногтями; кожа, покрытая валиками мозолей, напоминала древесную кору.

– Плюнуть! – рявкнул он. – Плюнуть! Скиф плюнул, и шинкас с торжествующим видом вытер ладонь о голый живот.

– Коготь не умирать! Коготь брать нож, резать глотку длинноносой крысе!

Воины за спиной Тха одобрительно загалдели, а сам князек в задумчивости принялся оглаживать то свое ожерелье, то отвислую щеку, то рукоять торчавшего за поясом меча. Меч этот был Скифу отлично знаком: его драгоценная катана в черном лакированном футляре, ставшая добычей победителей, а с ней и охотничий нож, кисет с золотом и пуговицы с пижамы Джамаля. Всем остальным шинкасы побрезговали, оставив в траве, у прогоревшего кострища, рюкзак, консервы, лазер, компас и прочее добро. Скиф полагал, что, не ведая назначения этих предметов, дикари сочли их бесполезными и недостойными называться добычей. Его скрутили ремнями и подвергли обыску, быстрому и не слишком тщательному, ибо понятия о карманах у шинкасов явно не было. Пластинка Стража, висевшая под рубахой, не возбудила их алчности, не нашли они и проволоку в комбинезонной лямке, и плоскую коробочку, прощальный дар дяди Коли.

Тха наконец принял решение. Повернувшись к Скифу, он дважды ударил в барабан и с важностью произнес:

– Твой хочет драться? Твой будет драться. Шинкас смотреть и думать: вот кафал кусать пирга! Очень весело! Ха-ха!

Кафалами у шинкасов звались те безобидные длинноухие создания, полукролики-полукрысы, на которых Скиф с Джамалем охотились в амм-хамматских степях и лесах во время прошлого визита. Что касается пиргов, то они внушали степным разбойникам опасливую ненависть, так как хищников сильнее и страшнее их в степи не водилось. Впрочем, сила, ловкость и едва ли не человеческий разум пиргов пользовались у шинкасов уважением – в той мере, в которой этот дикий народ мог испытывать подобное чувство. Судя по репликам, услышанным Скифом, пирги являлись Белыми Родичами – уже знакомыми ему степными тиграми с белоснежной шерстью, заключившими союз с племенем Сийи ап'Хенан.

– Твой драться с Пискун? – спросил Тха. – Или с Две Кучи?

Это предложение было откровенным оскорблением: двое названных являлись слабейшими бойцами, самыми распоследними, самыми тощими, самыми грязными во всей орде и почти не имевшими украшений. Скиф презрительно сплюнул:

– Пирг не давит хиссапов!

– Пирг? Твой – пирг? – Гиена в изумлении оттянул губу. Сейчас он был особенно похож на жабу, на толстую коричневую жабу, внезапно потерявшую девственность. Его широкий безгубый рот приоткрылся, жирные щеки затряслись. – Хо-хо! Хо-хо-хо! Ну, мой поглядеть! Скоро поглядеть! Твой драться с Дырявый. Дырявый – сильный воин!

Этот шинкас был обязан своей кличкой рваному отверстию, зиявшему в щеке, сквозь которое просвечивали зубы. Скиф полагал, что эта дыра являлась напоминанием о встрече с амазонками, а точнее, с длинным копьем, коим воительницы владели с поразительной ловкостью. Дырявому еще повезло: копейный наконечник лишь взрезал плоть от нижней челюсти до скулы, вырвал клок мяса и скользнул над плечом.

С пренебрежительной усмешкой Скиф ткнул пальцем в щеку.

– Дырявый – плохой воин! Женщина победить Дырявый. Женщина проколоть его копьем! Я – мужчина! Я не буду с ним драться.

Видимо, его предположение оказалось верным: Тха побагровел и раздраженно стукнул в барабан.

– С кем твой драться, отрыжка Хадар? Мой слушать тебя и думать: твой – прямо Кондор Войны, как Шаммах! Много болтать, а?

– Я хочу драться с ним! – Скиф мотнул головой в сторону Когтя. – С этим вонючим хиссапом!

– Хей-то! Пожрать твой Хадар! Коготь – лучший воин! Луна не успеть подняться, он кушать твою печень! И твой говорить, что взять Когтя без оружия? Без ножа, без топора?

– Взять, – подтвердил Скиф. – Я взять Когтя, отправить его к Хадар, ты отпустить меня, отпустить моего друга, отдать мой меч. Хорошо?

– Там посмотреть. – Гиена почесал жирные складки на шее. – Пока мой глядеть, как твой плясать с Коготь, и смеяться. Сильно-сильно смеяться! – Он повернулся к Когтю и отрывисто приказал: – Резать ремень! Брать нож!

Шинкас, сопевший за спиной Скифа, полоснул клинком ремни, и тот наконец выпрямился, разминая запястья. Руки были свободны, и ноги тоже; кровь снова пульсировала в пальцах, покалывая их острыми иголочками. Харана, бог с жалом змеи, верный Скифов хранитель, молчал; значит, судьба не сулила ему ни поражения, ни серьезной раны.

– Дерьмо ксиха! – прошипел Коготь, натягивая на лицо кожаную маску, столь же страшную, как собственная его физиономия. – Дерьмо ксиха! Мой спустить шкура, весь шкура с хиссап! Твой не стать сену, но арунтан не обижаться на Когтя, Коготь поймать других хиссап, других зюла, привести арунтан! Арунтан давать Коготь много сладкий трава.

Не слушая его злобного бормотанья, Скиф продолжал массировать руки. С ногами все было уже в порядке; он подпрыгнул несколько раз, потом обмотал цепь вокруг шеи, закрепив конец ее под ошейником. Его противник потянулся к торчавшей за поясом рукояти ножа.