Странная жизнь Ивана Осокина - [14]

— Я не пойду завтра, — теперь уже из упрямства повторяет он, хотя чувствует, что это очень неприятно матери, и понимает, что поступает вразрез своим собственным решениям строить жизнь по-новому.

— Ну, последний раз, — говорит он себе. — Завтра я все обдумаю, мне надо побыть день дома. Гимназия никуда не уйдет. Потом я начну заниматься.

Ему хочется вернуться к своим мыслям.

— Знаешь, мам, а мне кажется, что я уже жил на земле. И ты была такая же, и я такой же, и много было всего другого, похожего. Мне часто кажется, что я могу все вспомнить и рассказать тебе.

— И ты так же не любил меня и старался мне всегда сделать неприятное? — спрашивает мать.

Осокин сначала даже не понимает ее и удивленно смотрит, до такой степени ее слова не гармонируют с тем, что он чувствует. Потом он догадывается, что она обижена на него за то, что он не готовит уроков и не хочет идти в гимназию. Ему и странно и скучно возражать. Он чувствует, что мать сейчас вся в этой жизни, и он не знает, как передать ей ощущение другой. Ему делается еще более грустно и тяжело от того, что она не может понять его.

— Ты все про это, мама, — говорит он. — Ну, хочешь, я пойду в гимназию.

Он говорит это нехотя и в душе знает, что не пойдет. Мысль — не пойти в гимназию — всегда имеет такую силу, что стоит ее один раз допустить, и она уже побеждает все остальное.

— Конечно, хочу, — отвечает она. — Ты знаешь, как мне неприятно, когда ты остаешься дома и портишь отношения в гимназии. Инспектор и так уже говорил мне, что тебя еле терпят там.

— Они вызывали тебя?

— Ну да, конечно.

Осокин молчит, не зная, что ответить. Все говорит за то, что завтра нужно пойти в гимназию, а между тем ему очень не хочется этого, и он уже знает, что не пойдет. Некоторое время он старается подыскать какое-нибудь оправдание. Но ему неприятно и скучно думать об этом. Его волнуют те, другие, собственные мысли. Неужели он никак не передаст их матери? Так нужно, так важно, чтобы она поняла!

Осокин сидит и смотрит на мать, и у него в душе идет борьба самых противоположных настроений.

Он улавливает ее тревогу и заботу, и рядом с этим бледнеют и кажутся почти сочиненными все, воспоминания о его жизни до того момента, когда он пришел к волшебнику. Жизнь за границей, Зинаида, серый дом, где он жил на Арбате, — все это теперь кажется сном. Главное, он не хочет верить, что мать умерла и что он помнит ее похороны. Здесь, в этой комнате, в ее присутствии, это кажется каким-то больным кошмаром.

И он старается не думать о том, что было, старается забыть. В душе он знает, что все то действительно было, но он не может постоянно думать об этом, потому что жизнь тогда делается чересчур невыносимой. Три недели жизни в гимназии положили какой-то пробел между ним и тем Осокиным, который пришел к волшебнику. И тот же пробел лег между ним и Зинаидой.

Мысль его ходит по кругу, все время останавливаясь на некоторых, особенно больных пунктах.

— Я не верю, что мама могла умереть так скоро, — думает он, глядя на нее. — Она еще совсем молодая.

Даже если это случилось тогда, почему должно непременно повториться теперь? Все должно быть иначе, ведь я вернулся назад именно для этого. Конечно, есть вещи, которые не зависят от меня. Но, может быть, изменив свою жизнь, я этим смогу изменить и ее жизнь? Конечно, свою роль сыграли все те огорчения и волнения, которые у нее тогда были, ее сердце не выдержало. Теперь все будет иначе.

Ему очень хочется сказать матери, что он будет другим, будет работать, изменит свою жизнь ради нее, для того чтобы она могла жить. Он сам хочет верить, что это возможно, что это так будет, и он стремится найти какой-нибудь способ передать ей эту уверенность. Но он не может найти слов, по-прежнему не знает, как сказать об этом. И его мучает эта бездна непонимания, которая должна оставаться между ним и матерью и которую нет возможности перейти.

А после этого его мысль опять возвращается к Зинаиде. Теперь он думает о ней уже без горечи. Известие о том, что она выходит замуж за Минского, как-то побледнело или превратилось только в угрозу. Осталось одно хорошее — их встреча, катания на лодке, разговоры, вечера, которые они проводили вдвоем, мечты. Все это будет опять и будет еще лучше, без тех «темных пятен», которые так мешали ему. Он будет готов к их новой встрече, не окажется в таком беспомощном положении, не потеряет ее. И мать будет жива. Она непременно должна видеть Зинаиду. Он чувствует, что они понравятся друг другу. Эта мысль особенно волнует Осокина. Он совершенно ясно видит картину, как с Зинаидой — она его невеста — он приезжает сюда, к матери. Он чувствует легкое напряжение этой первой встречи, натянутость первых минут, которая потом проходит и заменяется, наоборот, таким открытым, доверчивым разговором.

— Какая прелесть твоя мама! — восхищается Зинаида, оглядываясь на него и улыбаясь, когда он провожает ее домой.

— Я же говорил тебе, — отвечает он, тихонько пожимая ее руку, которая нежно, чуть слышно отвечает ему.

Теперь они уже «на ты».

И эти мечты уносят Осокина все дальше и дальше от действительности.