Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу - [7]

Первым был спонтанный гнев британской публики по поводу действий Гитлера; он распространился в консервативной партии, в парламенте и даже в кабинете министров. Чемберлен видел и помнил, как эти неконтролируемые силы могли уничтожить политическую репутацию после соглашения Хора – Лаваля в 1935 году. На этот раз он не собирался допускать таких волн. И пока он обдумывал свой следующий шаг, от секретной службы и по надежным частным каналам поступила новая информация. Она должна была определить следующие действия.

Неожиданно сигналы тревоги стали поступать к Чемберлену со всех сторон. Румынский посол В. Тилеа пришел с информацией (которая, как выяснилось позднее, оказалась ложной), что немцы собираются предъявить его стране экономический ультиматум. Сообщения из Данцига и Мемеля говорили о подготовке немцами нападения. Однако самая впечатляющая информация поступила от секретной службы, ставшей намного настойчивее после недавних провалов. Секретные и полусекретные разведданные, представленные премьер-министру, должны были убедить его, что оккупация немцами Праги являлась только прелюдией к нападению на Польшу, которое может произойти в конце марта. Немецкая армия, доложили Чемберлену, может быть мобилизована за сорок восемь часов; нападение на Польшу возможно в любой момент.

Чемберлен, Галифакс, Кадоган и руководитель секретной службы обсуждали эти донесения, по мере приближения марта к концу они становились все тревожнее. Чемберлен больше не мог позволить себе их игнорировать, но теперь он должен был также учитывать и другой аспект ситуации, перед лицом которой его поставили американцы.

Чемберлен незадолго до этого получил от американского посла в Лондоне Джозефа Кеннеди оценку военно-воздушных сил европейских держав, подготовленную разведывательным подразделением американского Генерального штаба. Это был тревожный документ, по силе аналогичный тому, что был подготовлен Линдбергом во время мюнхенского кризиса. Только он, пожалуй, был еще более мрачным по смыслу. Германия, согласно оценке американской разведки, имела в пять раз больше бомбардировщиков, чем Британия, и в одиннадцать раз больше, чем Соединенные Штаты Америки. Немецкое превосходство в истребителях было примерно таким же. Таким образом, в докладе указывалось, что Германия имела неоспоримое господство в воздухе.

Военные советники Чемберлена не доходили до таких крайностей, но их оценки вряд ли являлись более обнадеживающими. Все признавали, что ситуация трудная. Требовались безотлагательные меры, но они подразумевали риски, которые, по мнению премьер-министра, были слишком велики для безопасности своей страны. Он должен был занять твердую позицию и одновременно успокоить Гитлера. Именно в этот момент Чемберлен решил выработать свое собственное решение. Он успокоил шумные протесты общественности решительной речью о грубом нарушении Гитлером мюнхенского соглашения. Речь он произнес накануне своего семидесятилетия, 17 марта. А двумя днями позже он написал откровенное письмо своей сестре. Он объяснил ей, что пришел к пониманию невозможности иметь дело с Гитлером после его последних действий.

Поэтому Чемберлен разработал план, с которым он 19 марта ознакомил некоторых министров и который на следующий день вынес на обсуждение кабинета. «План довольно смелый и дерзкий, – отметил он, – но я чувствую, что нечто подобное в данный момент необходимо; и, хотя не могу предсказать реакцию Берлина, думаю, что эта идея не приведет нас к острому кризису, во всяком случае, не сразу». И затем Чемберлен добавляет важную мысль, что, как всегда, он хотел бы выиграть время: «Я никогда не соглашусь с мнением, что война неизбежна».

Он «хотел выиграть время», но для чего? Чемберлен не был убежден, что война неизбежна. Следовательно, ему нужно было время не для подготовки к войне; оно было ему нужно для европейского урегулирования, в котором главную роль играл бы он, Чемберлен, а не Гитлер. Началось странное движение к этой цели. Комитет по внешней политике кабинета министров, где основное ядро составляли Чемберлен, Галифакс, Хор и Саймон, начал обсуждение предложенных Чемберленом гарантий Польше. Были сомнения и разногласия по многим пунктам, и особенно в отношении участия Советского Союза. Последствия оказались далекоидущими; на карту поставлен фундаментальный отход от практики британской внешней политики: выпускать ли из-под своего контроля окончательное решение по вопросу войны или мира. Критики и сомневающиеся вызывали раздражение Чемберлена. Согласно письму лорда Бивербрука Лидделу Гарту, Генеральный штаб высказался против гарантий Польше, так как Англия не располагала ресурсами для выполнения обязательств. Хор-Белиша запросил разрешение представить членам кабинета документ, в котором излагалось мнение Генерального штаба, но Чемберлен не дал на это согласия, так как это было бы равносильно критике его политики.

В разгар дебатов кабинета, 22 марта, Гитлер оккупировал территорию Мемеля. Несколько лет спустя Гитлер вспоминал, что, «когда я занял Мемель, Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить его он не мог». А 23 марта, через день после того, как Гитлер ввел свои войска в Мемель, Муссолини получил личное письмо от Чемберлена, в котором тот просил помощи Муссолини в установлении взаимного доверия. Письмо убедило Муссолини, что демократии не имели желания воевать и поэтому не было никакого риска в осуществлении планов захвата Албании месяцем позже, в Страстную пятницу.