Страницы жизни - [159]

Выглядел он плохо. По секрету пожаловался, что ему никак не удается привести себя в порядок. Это была наша последняя встреча с Михаилом Ивановичем. Мы очень грустили о его кончине.

Дружественные отношения были у нас и с Климентом Ефремовичем Ворошиловым. Он тоже часто бывал у нас в театре, как-то был дома, очаровав всех своим исключительным обаянием и простотой. Он любил искусство, театр, особенно любил пение.

Заходил к нам иногда посидеть и выпить чашку чаю Авель Софронович Енукидзе, обаятельный человек, большой театрал, бывший всегда в курсе всех наших радостей и огорчений.

Настоящая дружба была у нас с Максимом Максимовичем Литвиновым. Он очень горячо относился к нашему театру и к Таирову, которого называл своим полпредом за границей. Мы часто с ним встречались. Он жил в небольшом флигеле на территории Наркоминдела на Спиридоновке, неподалеку от нас, и вечером иногда запросто заходил к нам. Бывали и мы у него, в его маленькой квартире. Бросалась в глаза необыкновенная скромность, которая была в характере и самого Максима Максимовича, и его жены Айви Вальдовны, и во всем их быту. В доме было уютно. Дети воспитывались строго, никогда не пользовались машиной, как-то я обратила внимание на то, что чулочки у девочки аккуратно заштопаны.

У нас и у Литвинова были собаки одной породы — жесткошерстные фокстерьеры. Собаки тоже дружили меж собой. Дети очень любили моего Микки и меня называли не иначе, как «мама Микки». Максим Максимович был большим любителем собак. Как-то, когда мы поздно вечером вышли от нас и пошли его проводить, Микки, которого я спустила с поводка, исчез в бесконечных дворах тогдашней Большой Бронной с маленькими полуразвалившимися особняками. Азарт, с которым Максим Максимович бегал по всем закоулкам, разыскивая нашего Микушку, был поистине трогательным.

Максим Максимович был удивительно живым, простым и веселым человеком. Это было в нем необыкновенно привлекательно. Замечательный собеседник, он обладал большим юмором. Великолепным его остроумием отмечены и все его ответственные выступления за границей.

Как-то летом мы с Таировым отдыхали в Альпах, в Шамони. Совершенно неожиданно к нам приехал в гости Максим Максимович. Он жил в это время в Женеве. Это была очень радостная встреча. Литвинов любил длинные прогулки пешком, и мы пошли далеко в горы. Конечно, зашли по пути в маленькое кафе выпить кофе с альпийским медом, от которого, как уверял хозяин кафе, не толстеют.

Мы оставались большими друзьями с Максимом Максимовичем до самых его последних дней. Я храню светлую память о нем — о человеке, который наряду с талантом дипломата обладал настоящим пониманием искусства и добрым сердцем.

Камерный театр в эти годы много выезжал на гастроли. За нашу жизнь мы исколесили всю страну. Таиров очень любил путешествия и считал, что поездки, встречи с новым зрителем дают тот внутренний заряд, который необходим художнику. Каждый год весной мы непременно играли в Ленинграде, а иногда выезжали туда и среди зимы. Ленинградская публика очень любила Камерный театр, принимали нас всегда очень горячо, что мне, влюбленной в этот город, было особенно радостно. В Ленинграде мы подружились с писателями из группы «Серапионовы братья» — с К. Фединым, Н. Тихоновым, Н. Никитиным, с которыми зачастую коротали целые ночи. Там же познакомились и подружились с С. С. Мокульским, блестящим искусствоведом и интереснейшим человеком. Большое внимание к нашему театру проявляли и маститые актеры. В числе постоянных зрителей наших премьер были Юрий Михайлович Юрьев, тетя Катя (так называли в Ленинграде Корчагину-Александровскую), Тиме, Ходотов и другие.

Одно лето мы объездили все большие южные города: Киев, Харьков, Баку, Тбилиси, Ростов.

Замечательной была поездка в Свердловск, на Уралмаш, с рабочей публикой которого мы расстались большими друзьями. В Москву театр привез знамя Уралмаша.

Во время наших летних отпусков мы с Александром Яковлевичем часто выезжали за границу. Как правило, добрую половину отпуска мы проводили в Париже, а потом дней на десять уезжали еще куда-нибудь. Во время этих поездок мы, конечно, видели много интересного, было много встреч, знакомств. Остановлюсь только на двух встречах.

Как-то по приезде в Берлин, выйдя вечером на Курфюрстендамм, мы увидели идущего нам навстречу Михаила Чехова — в цилиндре и фрачной накидке. Удивительно было, с каким шиком и элегантностью шагал он в этом, казалось бы, неожиданном для него костюме. Он очень обрадовался нашей встрече, расспрашивал о Москве, о театральных делах и тут же пригласил нас на премьеру фильма, в котором ведущую роль играла Ольга Чехова, а сам он участвовал в эпизоде. В этом фильме, который оказался типичной развесистой клюквой, Ольга Чехова изображала русскую помещицу, влюбленную в ямщика. Действие происходило главным образом в заснеженном лесу, на тройке с бубенцами. Но вот влюбленные приехали в какой-то захудалый кабачок. И там появлялся юродивый. Это и был Михаил Чехов. Он ходил между столиков, где сидели пьяные купцы, что-то бормотал, над ним смеялись, его обижали. И была в этом маленьком человеке удивительная детская трогательность. Какой-то сложный и прекрасный внутренний мир скрывался за его невнятным бормотанием. И сразу повеяло настоящим, большим искусством.