Страницы прошлого - [48]

Пьеса была пустенькая, куцые мыслишки плавали на её поверхности, как пятнышки жира на бульоне, образов не было, были только амплуа, и актёры этих амплуа купались в незатейливом материале, мастерски ныряя и выплывая. Таких пьес ставили в то время много.

Тем большим успехом и даже достижением антрепризы Незлобина в сезоны 1898/99 и 1899/1900 годов была постановка исторической трилогии А. К. Толстого. Главные роли (Грозный, Годунов, Фёдор) разошлись в труппе хорошо, спектакли получились слаженные, стройные, серьёзные и имели у публики очень большой успех. После заболевшего М. К. Стрельского роль Иоанна Грозного перешла к Ф. А. Норину, и этот талантливый актёр, видимо, много работавший над ролью, создал образ Грозного сильный, запоминающийся. Не подчёркивая чрезмерно жестокость Грозного (в то время это делалось в искусстве, как и в буржуазной исторической науке), он показывал Грозного умным и талантливым правителем. Годунова, как всегда вдумчиво и интересно, играл Л. М. Добровольский. Колоритен, без шаржа, был польский посол Гарабурда — М. М. Воробец-Сперанский.

Ещё удачнее, чем «Смерть Иоанна Грозного», оказался спектакль «Царь Фёдор Иоаннович». Говорить об исполнении роли Фёдора молодым актёром И. И. Гедике мне теперь трудно, — ведь после этого я видела замечательную игру П. Н. Орленева, рядом с которой игра Гедике не могла не померкнуть, а позднее — И. М. Москвина, и этот образ навсегда заслонил передо мной даже Фёдора — Орленева. Всё же я помню раннее впечатление от И. И. Гедике, игравшего искренно, мягко, правдиво. Царицу Ирину задушевно изображала В. Н. Пшесецкая. Когда Иван Петрович Шуйский говорил ей:

Царица-матушка! Ты на меня

Повеяла как будто тихим летом!

это впечатление разделял и зритель.

Годунова в «Царе Фёдоре» Добровольский играл ещё лучше, чем в «Смерти Иоанна Грозного», здесь было больше возможностей в авторском материале.

Постановка трилогии Толстого была осуществлена очень тщательно, с необычной для Вильны щедростью. Были сшиты новые костюмы, написаны новые декорации.

Спектакли эти, несомненно, имели большое художественное значение. Постановка их была делом тем более рискованным, что зритель привык к совершенно иному репертуару, в котором основное ядро составляли обывательские пьески, попадались и наивные мелодрамы и даже откровенно-порнографические «Дама от Максима» и «Шампиньоль поневоле». Однако виленский зритель оказался выше того репертуара, которым его частенько потчевали: трилогию Толстого он принял с очень большим интересом.

По случаю столетия со дня рождения Пушкина театр показал Пушкинский спектакль. Театр отнёсся к этому не казённо. Пушкинский спектакль получился настолько удачным, что его повторили несколько раз. В спектакле были показаны отрывки: сцена из «Русалки» (мельник — Ф. Норин, дочь — В. Пшесецкая, князь — Ю. Белгородский), сцена из «Скупого рыцаря» (барон — В. Неронов), последнее объяснение Татьяны с Онегиным (Татьяна — Е. Лермина, Онегин — Л. Добровольский), кроме того, были прочитаны письмо Татьяны (Н. Самариной) и стихотворение Лермонтова «На смерть Пушкина» (Е. Алексеевой). В этом спектакле всех лучше был В. Неронов — очень впечатляющий Скупой рыцарь, к тому же прекрасно читавший пушкинские стихи, — и Ф. Норин, отличный Мельник в «Русалке».

Довольно стройно сыграли спектакль «Мария Стюарт» Шиллера. Хорош был Добровольский в роли графа Лейстера. Что касается Е. Лерминой — Марии, то хотя роль значительно превосходила её драматические возможности, ома играла с большой искренностью и увлечённостью, была очень красива; благодаря всему этому образ шотландской королевы получился достаточно трогательный.

Е. Лермина и В. Пшесецкая делили в тот сезон женское «премьерство» в труппе. Обе они были актрисы средней одарённости, но молодые, с серьёзным и любовным отношением к своему делу. Лерминой всего лучше удавались комедийные, весело-кокетливые роли (например, в «Обществе поощрения скуки»), но, как это часто наблюдается, она тянулась к сильно драматическим, даже трагическим ролям, для которых у неё недоставало ни темперамента, ни голоса, ни дарования.

В следующем сезоне, 1899/1900 года, труппа Незлобина почти не изменилась, в неё вступило лишь несколько новых актёров. Среди них — А. Мурский, умный, тонкий и культурный актёр.

В этом сезоне продолжалась борьба Незлобина и его театра за репертуар и за ансамбль. Сегодня, глядя на это уже глазами памяти, я вижу все достижения и срывы театра на этом пути. Из-за этой непрерывной смены удач и ошибок творческая жизнь виленского театра и в этом сезоне, так же, как и в двух предыдущих, была похожа на лечебную процедуру, именуемую шотландским душем: на зрителя попеременно воздействовали то горячей, взбадривающей струёй хорошего спектакля, то леденяще-подавляющим потоком дурного, неудачного.

Неудачным спектаклем, показанным в самом начале сезона 1899/1900 года, была «Гроза» Островского. Лермина — Катерина была однообразна и однотонна. Она не фальшивила, не наигрывала, но не было в ней силы и страстности. А ведь Катерина сильно и страстно чувствует, сильно и страстно верует, она сильна в своих убеждениях и поступках. Она сильнее Кабанихи. В том и смысл «Грозы», что, несмотря на физическую гибель Катерины, моральная победа её очевидна, как очевидно и то, что начался уже закат Кабаних и неотвратима гибель всего подлого и душного «тёмного царства».