Страна восходящего солнца - [110]
В общем, образ идеальной женщины из самурайской среды во многом сознательно противопоставлялся, с одной стороны, образу «малообразованной и грубой крестьянки», а с другой – соблазнительной роковой красавицы-дзёро из веселых кварталов Ёсивара, Симабара и т. д. – как раз «той, что взмахом ресниц разрушает царства» и заставляет доблестных самураев терять головы без малейшего шанса их вновь отыскать (концовкой бесчисленного множества подобных историй эпохи Токугава были попытки самураев выкупить девушку из «цветочного дома» и нередко – синдзю в случае неудачи). Впрочем, как раз среди гейш крайне редко попадались девушки из самурайских семей – даже для женщин из числа бедных самураев это занятие была морально недопустимым.
Несомненный интерес представляет вопрос о любовных отношениях до, в и вне брака в самурайской среде. Мужчина здесь был регламентирован в общем немногочисленными заповедями бусидо, достаточно мягко сформулированными и рекомендовавшими скромность, воздержанность, но отнюдь не устанавливавшими для мужчины абсолютной моногамии и гарантировавшими ему место неоспоримого главы семьи в браке. Слово Оскару Ратти: «Девушки, рожденные в самурайском доме, до самого замужества жили на женской половине. Братьев и сестер очень рано отделяли друг от друга и воспитывали в соответствии с будущим предназначением: девочек – как жен и матерей, а мальчиков – как воинов. Самураи эпохи Токугава считали себя новой аристократией и судьями общества, поэтому их заботили вопросы легитимности наследников по отцовской линии и продолжения рода.
У даймё, как правило, была жена и несколько наложниц. Кроме того, обычным самураям дозволялось посещать и проституток [причем самым большим бедствием многими авторами считалось перерастание чисто физических отношений в эмоциональные, что могло привести к жизненной катастрофе для самурая. Прекрасно образованные гетеры-дзёро считались еще более опасными для воинов. – Д. Ж.]. В замке-городе Эдо, построенном Иэясу, был особый квартал, где жили куртизанки и куда вел только один вход. Единственное, чем ограничивались внебрачные связи самурая, так это только предостережениями насчет воздержанности и осторожности. Например, самураю «рекомендовалось» выбирать некрасивую проститутку, ибо это принесет двоякую пользу: во-первых, женщина останется довольна и получит деньги, а во-вторых – самурай не потеряет из-за нее голову. Нечто подобное советует и Юдзан Дайдодзи:
«И верхи, и низы, если они забывают о смерти, становятся склонными к нездоровым излишествам в еде, вине и общении с женщинами, отчего преждевременно умирают от болезней печени и селезенки… Но те, у кого всегда перед глазами лик смерти, сильны и здоровы в молодости, а поскольку они берегут свое здоровье, умеренны в еде и вине и избегают женщин, будучи воздержанными и скромными во всем, болезни не иссушают их и жизнь их долга и прекрасна».
В целом, абсолютное большинство воинов признавало, что слишком частое общение с женщинами ведет к утрате доблести и духа, а потому лучше свести его к минимуму.
Но и здесь бусидо несколько парадоксально. Скорее всего, для читателя будет неожиданным, что для такого сурового воина, как Ямамото Цунэтомо, идеалом любви была, по сути, романтическая, невысказанная любовь! «Я верю, что высшая любовь – это тайная любовь. Будучи однажды облаченной в слова, любовь теряет свое достоинство. Всю жизнь тосковать по возлюбленному человеку и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, – вот в чем подлинный смысл любви». Как всегда у Цунэтомо, это заявление – провокационное и максималистское, но заставляет задуматься. Как считает современный японский публицист и историк Бунсо Хасикава, «Хагакурэ» – чуть ли не единственное произведение классической японской литературы, в котором дан идеал романтической любви, очень сходный – и одновременно несходный – с западным (также нередко связывающим любовь и смерть в один нерасторжимый узел). Как тонко отметил Мисима: «Романтическая любовь черпает свою силу из смерти. Человек должен умереть за свою любовь, и поэтому смерть очищает любовь и делает ее трепетной». Такая любовь – это не совсем «эрос» и не совсем «агапэ» в западном понимании, хотя в ней есть элементы и того и другого. В ее основе – желание отдать другому всего себя, она альтруистична и мало отличается от побуждения самурая отдать все свои силы, время и саму жизнь господину. Кстати, японская культура никогда не делала особого различия между тем, кто является объектом такой любви – мужчина или женщина; самураи, имевшие молодых любовников, были не редкостью – существовала даже поговорка: «юноша без старшего любовника – как жена без мужа».
