Страна василисков - [12]

— А. О. Что, серьёзно?

— Да. Так что?

Еремеев замолчал. Я воспользовался паузой, чтобы отпить ещё чаю. Если мне чего-то и не хватает на работе, так это именно его.

— Доведёшь ты меня когда-нибудь до служебного взыскания, Штайнер, — вздохнул Еремеев, и я встрепенулся. — Ладно. Где тебя ждать?

— Прямо у лифтов и жди. Я маякну, когда буду подъезжать.

— Чего тебе надо-то?

— Порасспросить командиров кораблей. Двух-трёх, не больше.

— Как пить дать доведёшь. — обречённо заявил Еремеев. — Ладно, езжай давай. До скорого.

— Ага. До скорого. — ответил я, и Еремеев оборвал связь.

Я пособирал посуду, ткнул посудомойку и поставил кастрюлю в холодильник — супа должно хватить ещё на два-три дня. Регулярные приёмы пищи мне в ближайшее время не светили. Закончив с этим, я пошёл в ванную, прополоскал зубы, и отправился на другой конец квартиры — одеваться.

Платяной шкаф был единственным местом в доме, где сохранялась хоть какая-то упорядоченность на фоне всеобщего полупустого бардака. По сравнению с ним шкаф был прямо-таки забит вещами: мундир, ещё мундир, парадный мундир, вечернее платье (тёмно-фиолетовое с кроваво-красными цветами и синим подворотником), летнее фестивальное платье (нечто серебристо-белое с узором из зелёных тростников), куртка, куртка, о, вот, наконец, и плащ — светло-серый, в отличие от вчерашнего. Вчерашний преспокойно висел себе в прихожей, и я решил там его и оставить.

Немного разнообразия не помешает.

Под плащом скрылась белая блуза, а поверх блузы — кобура с табельным оружием, пятнадцатизарядным пистолетом Симоно. Браслет Линзы занял привычное место на запястье, поверх рукава. Это удобно, — Линза всегда под рукой, а не, скажем, в кармане или на груди кителя, — и это одна из причин, по которой инспектора уголовного розыска предпочитают носить одежду с длинными рукавами.

Другая причина — стиль.

Набросив плащ, я задержался возле зеркала, чтобы пройтись щёточкой по ресницам и слегка распушить их. Я уже долгое время одинок и горю на работе весь остаток времени, но следить за собой мне это не мешает.

Выйдя из квартиры, я вызвал лифт и набрал Фудзисаки. На этот раз ждать мне пришлось гораздо дольше.

— Жюст, я вылетаю. За тобой заехать?

— Уже? — раздражённо поинтересовалась Фудзисаки; судя по её тону, я только что оторвал её от какого-то очень важного занятия. — Да нет, не заезжай, я сама… на метро доберусь.

— Ага. Где встречаемся?

— В холле Администрации. Ради всех богов, Штайнер!..

— Что? — удивлённо спросил я. Ответа не последовало. — А, ладно. Пока.

«Вызов сброшен», сообщила мигающая красная надпись. Я пожал плечами. Похоже, это было действительно важно.

В гараже было пустовато. В пять часов вечера все только возвращаются с работы, и куда больше людей предпочитало для этого метро, троллейбус и трамвай, чем люфтмобиль. Стоящий в свободном боксе бело-синий «Муракумо», должно быть, смотрелся дико.

Меня это мало беспокоило. Люфтмобилей в личном владении, по сравнению с прокатными, очень мало, и определённо не у кого-то из моих соседей. У нас же с Фудзисаки машина мало того, что служебная, так и вообще одна на двоих.

Красная линия метрополитена заканчивалась на лифтовом вокзале, на дальнем конце орбиталища. Все дороги, ведущие в Порт и Дэдзиму, ведут туда, поэтому и мне пришлось провести остаток пути среди добрых двух десятков других люфтмобилей, на грузовой платформе несущегося вверх лифта. Внутри Порта, разумеется, не полетаешь — самое большое помещение, не являющееся складом, там не больше теннисного корта — но специально для таких случаев у них есть стоянка.

Еремеев, как мы и условились, ждал меня у лифтов. Лифтовый холл Порта, в отличие от Администрации, перегораживал ряд рамок, большая часть которых была наглухо закрыта. У оставшихся двух столпились космонавты в разномастных комбинезонах — то ли пытавшиеся пройти внутрь, то ли выйти наружу. Где-то позади выглядывали чёрные полицейские береты.

Я непроизвольно поморщился. Почти никто из этих космонавтов не был похож на сатурниан, даже отдалённо.

— Видал? — спросил меня Еремеев вместо приветствия. Я кивнул и пожал ему руку.

— Да уж, весело тут у вас. — сказал я с плохо скрытым сарказмом. Еремеев скривился.

— Хвала богам, что я не из тех неудачников. — кивнул он на полицейских за толпой. Я фыркнул: для постовой службы у нас с Еремеевым было слишком много азалий на погонах. — Пошли.

С Жаном-Мари Еремеевым мы знакомы с самой академии МВД, где мы с первого года сидели за одной партой, списывали одни и те же конспекты и в разное время встречались с одними и теми же девушками (один раз даже одновременно); одним словом, это было началом прекрасной дружбы. Дружба никуда не делась даже тогда, когда Еремеев пошёл доучиваться на транспортного полицейского (а это целый год малополезных предметов навроде космической навигации, миграционного права и таможенной юриспруденции), а я начал разносить кофе и эклеры на этаже уголовного розыска. В полноценные инспекторы мы выбились почти одновременно.

Работа у Еремеева, в целом, куда размереннее, чем у меня. Иногда, конечно, ему приходится срываться, натянув скафандр, на таможенные досмотры и прочие весьма отдалённые от Титана-Орбитального вещи, но это сказывается близость космоса.