Страна снов - [67]

Чем выше поднималась Деа – город внизу превратился в сплошную светящуюся массу, мозаику из стекла, дерева и золота, – тем сильнее становилось ощущение присутствия Мириам. Деа побежала, несмотря на жару и дрожавшие от усталости ноги.

Наконец лестница привела ее к узенькой деревянной дверке. Заперто. Деа начала стучать кулаком. Ей хотелось плакать, но в горле пересохло, глаза жгло. В душе было пусто, будто все чувства выгорели.

– Впусти меня! – Голос отразился эхом от стен и тоже прозвучал гулко и пусто, словно чужой. Неужели отец обманул, одурачил? Деа продолжала стучать и звать: – Пожалуйста, пожалуйста, впусти меня!

– Деа, это ты?

Деа попятилась, подавив рыдание. Это обман, наверняка обман! Ее охватил страх, какого еще не бывало в жизни, какого она не испытывала, даже когда пропала Мириам. Она не хотела, чтобы дверь открылась, и не могла выдержать клейкие секунды ожидания, которые растягивались в целую вечность. Деа не могла дышать. Ей хотелось плакать – и убежать.

Дверь открылась, и на пороге оказалась Мириам – живая и настоящая.

Деа застыла на месте.

Мириам изменилась – настолько, что Деа стало неловко. Волосы свободно падали на спину, одета она была в длинное белое платье, очень простое и совсем непохожее на то, в чем она ходила в реальной жизни. Мириам была босиком, руки обвиты плетями плюща, словно длинными браслетами. Мама выглядела гораздо лучше, чем запомнила Деа: она уже не казалась болезненно худой, глаза блестели ярче. Пребывание в городе снов питало ее и придавало сил. На миг Деа ощутила неприязнь.

Она поняла, что все сказанное отцом – правда.

– Ты нашла меня, – мягко произнесла Мириам, и неприязнь ушла. Пропало все, кроме огромного облегчения, и Деа нетвердыми шагами подошла и обняла мать. Пахло от Мириам как раньше – мылом и клубникой, долгими летними днями, блестящим асфальтом и открытыми окнами. Домом. Деа наконец дала волю слезам. В объятиях матери она рыдала, трясясь всем телом, зная, что теперь все будет хорошо – мама все поправит.

– Я ждала, что ты придешь, – сказала Мириам в волосы Деа, тихонько укачивая ее, как в детстве. – И боялась, что придешь. О Деа, я была ужасной матерью. Прости меня. Ты сможешь меня простить?

– Да, – прошептала Деа. Ей полагается требовать объяснений и бушевать от возмущения, но она уже простила матери все, что было прощать. Мириам рядом, живая и настоящая. Важнее этого ничего нет.

Мириам улыбнулась, но глаза остались грустными.

– Проходи, посмотришь, как я живу, – она потянула Деа за руку.

– Мама, – Деа выдернула руку, не зная, что сказать, но слова вылетели сами: – Мам, пожалуйста, уйдем домой!

– Детка, – Мириам взглянула на дочь огромными синими глазами с любовью – и раздражением, – это и есть мой дом.

– Нет! – То же самое сказал король, но Деа не могла с этим смириться. – Твой дом со мной, в Филдинге – или там, куда мы уедем, в Калифорнию или Санта-Фе, Сент-Луис или Новый Орлеан. Мам, ты же всегда хотела в Новый Орлеан! – затараторила она, не в силах замолчать.

У Мириам сделался усталый вид, будто она целый день проработала на новой работе и только что вспомнила, что в доме нет продуктов, – выражение лица, очень знакомое и одновременно такое неуместное на каменной лестнице башни над городом снов.

– Пойдем, Деа, – повторила она, жестом приглашая Деа за собой.

Комнатка наверху башни оказалась красивой, но почти пустой. Свет лился через большие окна, выходившие на город с трех сторон. Цепкий плющ и бледные розы каскадами свешивались с подоконников, будто вода переливалась на каменный пол. К окну был придвинут стул. Вся меблировка состояла из выцветшего ковра, узкой кровати и, к удивлению Деа, большого зеркала в красивой резной раме.

Мириам перехватила взгляд дочери.

– Теперь оно мне не опасно, – сказала она. – Я люблю смотреть за тобой.

Деа дала волю давно копившейся безнадежной ярости:

– Кто ты? – Она вспомнила, как Коннор спросил у нее то же самое, и окончательно вышла из себя: она, Деа, тоже иная, и эта причастность крепче любых цепей. – И больше не лги, – добавила она, когда мама открыла рот. – Мне нужна вся правда.

Мириам вздохнула и коснулась ладонью щеки дочери. Деа хотела отстраниться, но мамина рука была прохладной, сухой и такой знакомой.

– Я сон, – просто сказала Мириам. – И ты тоже.

Деа отшатнулась.

– Как это понимать, черт возьми?

– Мы отсюда родом, это наш мир, – Мириам обвела рукой комнату, город за окнами, широкие золотые языки солнечного света, пересекавшиеся на полу. Ее глаза казались неестественно яркими. – Мне пришлось оставить тебя, чтобы защитить, разве ты не понимаешь? – Она шагнула к Деа, но та попятилась, прижавшись спиной к двери. – Сон всегда преследовал нас. Ты видела своего отца, поняла его возможности. Он хочет, чтобы мы вернулись.

– Зачем? – Деа еле сдержала слезы. – Почему он не оставит нас в покое, почему не отпустит? – В голове образовался вихрь: вот Аэри говорит, что монстры приходят только за своим, а вот ее аритмия, потому что сердце никак не подстроится под темп иного мира, а вот облегчение после прогулок в сны, будто вздохнуть полной грудью после долгого нырка. – Ты же можешь с ним поговорить, попроси его!