Страна рухнувшего солнца - [8]

Не компенсировал. Лютьенс, подъезжая к резиденции Муссолини, истекал потом и мечтал только об одном – холодном душе. А его потащил сразу – и на прием к дуче. Оставалось только скрипнуть зубами. Что же, если Муссолини считает, что, поставив собеседника в неудобное положение, он облегчит себе жизнь, то это – его ошибка. Колесников стал тем, кем стал, не потому, что не умел терпеть неудобства.

– Герр адмирал! Рад вас приветствовать в моем скромном жилище, – дуче шагнул ему навстречу с гостеприимной улыбкой на губах. Еще немного, и она выглядела бы издевательски, а так – доброжелательность, и ничего более. Положительно, старый журналист и политик умел владеть собой. – Как вам Рим?

– Отвратительно, – Лютьенс крепко сжал протянутую ему руку. Все, что он успел, это умыться, и настроение его было отнюдь не лучшим. Даже тот факт, что здесь было малость прохладнее, чем на улице, положения не исправлял. – Те, кто строил этот город, были не слишком предусмотрительны в выборе места.

– Или просто более выносливы, чем вы? – Муссолини даже не пытался удержаться от колкости.

– Или, что вернее, тогда климат здесь был лучше. Впрочем, плевать. Не нам судить великих предков. Догадываетесь, зачем я здесь?

– Представления не имею.

Играешь, гад? Ню-ню, подумал Колесников, а вслух сказал:

– О нападении Японии на СССР вы, я думаю, слышали?

– Да, мне докладывали.

– Это очень хорошо. В таком случае вам стоит знать, что Германия вписывается за союзника.

– Что делает? – не понял Дуче случайно затесавшийся во фразу адмирала речевой оборот из будущего. Колесников мысленно выругался.

– Не обращайте внимания, русский сленг приставуч. Поддерживаем союзника, так правильнее.

– И которого из них?

Ну да, формально-то Германия пока что в союзе с обоими. И, кстати, Италия тоже. Адмирал усмехнулся:

– Русских, само собой. Вы против?

– Да нет, – пожал плечами Муссолини. – Нам, в общем-то, все равно.

Вот так, сразу дал понять, что участвовать в войне не собирается. Ми-и-лай, да куда ж ты денешься? Лютьенс усмехнулся мысленно, но внешне остался бесстрастен.

– То есть вам все равно, с кем воевать?

Брови Муссолини поползли вверх, что вкупе с общей нездоровой одутловатостью его лица, выглядело достаточно комично.

– Вообще-то, мы не воюем, – осторожно сказал он.

– Ваше право. Но если вы не поддержите никого, то тем самым предаете обе стороны. И они имеют право на соответствующие ответные действия. Что до японцев – так они далеко, и вам на них можно внимания не обращать. Только вот незадача: мы-то близко.

– Вы мне угрожаете?

– Ну, что вы. Просто вспомните, что было в прошлый раз.

Муссолини вспомнил. И о том, как Италии пришлось вариться в собственном соку, и о том, как началось массовое, почти мгновенное обнищание населения. И как тяжело было успокоить заводной итальянский народ. И еще о том, что кредиты, данные ему немцами, надо возвращать. Лютьенс смотрел на него холодно, не мигая. Тому, кто привык к соленому ветру в лицо, это не так и сложно. Потом усмехнулся:

– Ну что, подумали? Взвесили? Мне можно улетать?

– Адмирал, – голос дуче звучал хрипло. – Мне требуется время, чтобы…

– Даю минуту, я добрый, – без зазрения совести украл фразу из неснятого еще советского мультфильма Колесников. – Имейте в виду, наши запросы еще достаточно скромны. Только ваши корабли. Содержание и ремонт техники, плюс жалованье экипажей за наш счет. И доля в трофеях ваша, в том числе территориальная. Вы как, от колоний в Тихом океане откажетесь?

– А вот с этого места поподробнее…

Когда спустя два часа Колесников покинул резиденцию своего оппонента, он мог лишь в восхищении крутить головой. Торгашеская жилка у Муссолини, безусловно, имелась, вытребовал он все, что смог, ухитрившись ни разу не перейти ту грань, за которой немец мог решить, что небольшой государственный переворот в отдельно взятой Италии обойдется ему дешевле. Но, правда, при этом, к чести своей, ничего не потребовал для себя, все исключительно для страны. То ли идейный, то ли уже не разделяет свой карман и государственный. Впрочем, не так уж это и важно, главное, что объединенный флот в необходимый для себя момент получит еще одну эскадру, и неплохую.

Вице-адмирал Белли проснулся от телефонного звонка. Поворочался на койке, а потом сообразил, что отпустил домработницу на выходной и сейчас находится в огромной квартире совсем один. Стало быть, снимать трубку ему предстояло лично. Если, конечно, на том конце провода не сообразят, что его следует оставить в покое.

Телефон не унимался. Кто бы ни звонил, он обладал изрядной долей настойчивости, и пришлось немолодому уже адмиралу, кряхтя, вылезать из кровати и, надев мягкие домашние тапочки, шлепать к столику, на котором притулился огромный, неуклюжий аппарат. Реликт прошлой эпохи, такой же, как и сам Белли.

В самом-то деле, кому потребовалось звонить в такую рань, тем более в воскресенье? Особенно учитывая, что его и в обычные-то дни звонками особо не баловали. С того времени, как немолодой уже вице-адмирал практически отошел от дел, занимаясь сейчас только преподаванием, интерес к его персоне у окружающих мало-помалу угас. И сейчас герой минувшей войны (да-да, самый настоящий герой, и маленькая звездочка высшей советской награды, уютно устроившаяся на парадном кителе, тому свидетельницей) тихо доживал свой век, никому не мешая и ни во что не вмешиваясь.