Страна Рождества - [182]

— Это я. Хаттер. Кто здесь?

— Я, Поль Гувер и Джебран Пельтье. — Это была одна из двух команд, размещенных среди деревьев, чтобы наблюдать за домом. — Что-то не так с оборудованием. Бионическая антенна перестала работать. Камера не включается.

— Мы знаем, — сказал Долтри.

— Что случилось? — спросила Читра.

— Вспышка на солнце, — сказал Долтри.

* * *

Вик оставила «Триумф» среди деревьев на невысоком бугре у дома своего отца. Когда она сошла с байка, мир покачнулся. У нее было такое чувство, что она стала фигуркой в стеклянном снежном шарике, которую бесчувственный малыш наклоняет то туда, то сюда.

Она стала спускаться по склону и с удивлением обнаружила, что не может идти по прямой линии. Если бы ее остановил коп, то она сомневалась, что смогла бы пройти основной тест на трезвость, пусть даже ни капли не выпила. Потом ей пришло в голову, что если бы ее остановил коп, то он, вероятно, нацепил бы на нее наручники и при этом пару раз огрел бы дубинкой.

К силуэту ее отца у задней двери присоединился большой, широкогрудый человек с огромным животом и с шеей толще его бритой головы. Лу. Она различила бы его в толпе и с пятисот футов. Двое из троих парней в ее жизни, которые любили ее, смотрели, как она нетвердо идет вниз по склону; не хватало одного только Уэйна.

Мужчины, подумала она, — это одно из немногих надежных удобств в этом мире: как огонь в холодную октябрьскую ночь, как какао, как растоптанные тапочки. Их неуклюжие знаки внимания, их щетинистые лица и их готовность сделать, что нужно — приготовить омлет, заменить перегоревшую лампочку, обниматься, — иногда превращали пребывание женщиной чуть ли не во благо.

Она хотела бы не так отчетливо осознавать огромную пропасть между тем, как ценили ее мужчины в ее жизни, и своей подлинной ценностью. Она, ей казалось, всегда просила и ожидала слишком многого, а давала слишком мало. У нее словно бы имелось извращенное побуждение заставить всякого, кто заботится о ней, пожалеть об этом, побуждение найти что-то такое, что будет больше всего приводить их в ужас, а потом проделывать это, пока им не придется бежать от нее ради самосохранения.

В левом глазу было такое чувство, словно там медленно поворачивался большой винт, все крепче и крепче закручиваясь в свою гайку.

На протяжении десятка шагов ее левое колено отказывалось сгибаться. Потом, на полпути через задний двор, оно вдруг сложилось, и она упала на него. Казалось, это Мэнкс сокрушил его своим молотом.

Ее отец и Лу выскочили из двери и поспешили к ней. Она махнула им рукой — мол, не волнуйтесь, я в порядке. Но обнаружила, что не может подняться. Теперь, когда она стояла на одном колене, нога не желала разгибаться.

Отец обхватил ее рукой за талию. Другую руку он прижал к ее щеке.

— Ты горишь, — сказал отец. — Господи, женщина. Давай-ка затащим тебя в дом.

Он взял ее под одну руку, Лу — под другую, и они подняли ее на ноги. Она на мгновение прислонилась головой к Лу и глубоко вздохнула. Его круглое, покрытое седой щетиной лицо было бледным, лоснящимся от влаги, бусинки дождевой воды покрывали весь его лысый череп. Не в первый раз в жизни она подумала, что он упустил свой век и свою страну: он был бы чудесным маленьким Джоном и совершенно непринужденно рыбачил бы в Шервудском лесу.

«Я была бы так рада за тебя, — подумала она, — если бы ты встретил женщину, достойную твоей любви, Лу Кармоди».

Отец шел с другой стороны, обнимая ее за талию. В темноте, вдали от своего маленького бревенчатого дома, он был таким же, каким был, когда она была ребенком… тем, кто шутил с ней, когда бинтовал ее царапины, и кто катал ее на заднем сиденье своего «Харлея». Но как только он вступил в свет, лившийся из открытой задней двери, она увидела человека с белыми волосами и с лицом, ставшим изможденным от возраста. У него были достойные сожаления усы и грубоватая кожа — кожа неисправимого курильщика — с глубокими морщинами на щеках. Джинсы у него были свободные, мешковатые для его несуществующей задницы и тощих, как у трубочиста, ног.

— Что это за мочалка у тебя под носом, папа? — спросила она.

Он искоса бросил на нее удивленный взгляд, затем покачал головой. Открыл и закрыл рот. Снова покачал головой.

Ни Лу, ни отец не хотели отпускать ее, так что им пришлось повернуться боком, чтобы протиснуться в дверь. Крис вошел первым и помог ей переступить порог.

Они остановились в задней прихожей, по одну сторону которой стояли стиральная машина и сушилка, а по другую — висели полки с кое-какими припасами. Отец снова посмотрел на нее.

— Ох, Вик, — сказал он. — Что же, во имя Господа, с тобой сталось?

И он шокировал ее, залившись слезами.

Это был шумный, задыхающийся, некрасивый плач, от которого сотрясались его худые плечи. Он плакал с открытым ртом, и она видела металлические пломбы в его задних зубах. Она сама чуть не плакала, не могла поверить, что выглядит еще хуже, чем он. Ей казалось, что в последний раз она видела его совсем недавно — вроде как на прошлой неделе, — и он был бодрым, гибким, ко всему готовым, со спокойными светлыми глазами, по которым было видно, что он ни от чего не побежит. Хотя он