Страна призраков - [7]

Тот словно услышал беззвучный вопрос и, не вставая с колен, тихонько, с пугающим удовлетворением, хмыкнул. Морские зеленые твари вернулись на сцену, держа что-то черное, матовое, частично обернутое столь же черной и матовой изолентой. Следом тянулся крысиный хвост черного неблестящего провода. А старая вешалка из Швейного квартала[19], должно быть, служила дополнительной антенной.

Браун менял батарейку, а Милгрим усердно держал фонарь так, чтобы освещать ему работу, но и не попадать в глаза.

И все-таки кто же он? Сотрудник ФБР или DEA[20]? Милгриму довелось достаточно узнать и тех, и других, чтобы понять, насколько различаются между собой (и взаимно недолюбливают друг друга) эти два племени, но не мог вообразить Брауна ни в одном из них. Правда, в последнее время наверняка появились новые, невиданные прежде разновидности федералов. И все-таки Милгрима не отпускало неприятное чувство. Браун явно был не обезображен чрезмерным интеллектом и к тому же слишком независимо держался во время всей операции, в чем бы ни заключалась ее суть. И лишь мечты о заслуженной дозе ативана удерживали его невольного спутника от воплей ужаса.

Между тем Браун склонился почти к основанию старой проржавленной вешалки и самозабвенно устанавливал «жучок» обратно. Затем поднялся, и Милгрим увидел, как с перекладины упало что-то темное и беззвучно легло на пол.

Отобрав у спутника фонарь, Браун тут же отвернулся и продолжил осматривать квартиру НУ, а Милгрим протянул руку к черному пиджаку на вешалке и пощупал холодную влажную шерсть.

Раздражающе яркий луч отыскал в темноте за динамиком аудиосистемы довольно дешевую с виду вазочку, голубую с перламутром. Усиленный синевато-белый диодный свет играл на блестящей лакированной поверхности, создавая впечатление нереальной прозрачности; казалось, внутри сосуда протекает какой-то взрывоопасный процесс. Потом свет погас, но и тогда ваза продолжала мерещиться Милгриму.

– Уходим, – объявил Браун.

Уже на улице, торопливо шагая по тротуару в направлении Лафайет-стрит, Милгрим решил про себя, что стокгольмский синдром – это выдумка. Сколько недель прошло, а он так и не проникся к Брауну теплыми чувствами.

Ну вот ни капли.

4 Погружаясь в локативность

В «Стандарте», за вестибюлем, работал длинный застекленный ночной ресторан. На фоне матовой черной обивки широких кабин торчали яркие обглоданные фаллосы огромных кактусов Сан-Педро. Крепкое тело Альберто плавно опустилось на скамью напротив Холлис. Одиль оказалась между ним и окном.

– Взгляни на пустое пространство, – провозгласила она, словно стояла на древнегреческой сцене. – Оно навыворот...

– Что выварит?

– Пространство, – подтвердила Одиль. – Выкручивается навыворот.

Для пущей наглядности она так повела руками, что Холлис пришла на ум тряпичная модель матки, которую она видела в школе на уроках семейной жизни. Не самое приятное воспоминание.

– Выворачивается наизнанку, – ради ясности предложил свой вариант Альберто. – Киберпространство. Фруктовый салат и кофе.

Последние слова, как после некоторого усилия сообразила собеседница, предназначались официантке. Одиль заказала café au lait[21], Холлис пожелала кофе с пончиком. Официантка развернулась и ушла.

– Можно сказать, я думаю, все началось в двухтысячном году, первого мая, – произнес латиноамериканец.

– Что именно?

– Геохакерство. По крайней мере в зародыше. Тогда правительство отключило избирательный доступ[22] в сферах, которые прежде принадлежали исключительно военной системе. Гражданские впервые были допущены к геокоординатам PS.

Холлис очень смутно представляла себе со слов Филиппа Рауша, что будет писать о всякой всячине, которой занимаются художники, пользуясь географическими координатами и сетью Интернет, поэтому виртуальное изображение смерти Ривера Феникса потрясло ее до глубины души. И вот она, казалось, нащупала начало своей статьи.

– Сколько у вас таких творений, Альберто?

«...И все ли они посмертные?» – мысленно прибавила Холлис.

– Девять, – отвечал молодой человек. – В «Шато Мармон», – он указал куда-то вдаль, – я буквально на днях завершил виртуальную усыпальницу в честь Хельмута Ньютона[23]. У подножия спуска, на месте роковой аварии. После завтрака я тебе покажу.

Официантка принесла кофе. Бывшая певица смотрела, как худощавый бледнокожий англичанин берет в кассе желтую пачку «Америкэн спирит». Жидкая бородка покупателя смахивала на мох у мраморного водостока.

– Выходит, – продолжала Холлис, – постояльцы «Мармон» не имеют понятия о ваших художествах в отеле? И никак об этом не узна́ют?

«...Подобно пешеходам, шагающим по телу спящего Ривера на тротуаре бульвара Сансет».

– Нет, никак. – Альберто порылся в рюкзаке у себя на коленях, вытащил сотовый телефон, повенчанный посредством серебристой ленты с неким электронным приборчиком. – Хотя при помощи вот этой штуки... – Парень нажал какую-то кнопку, открыл телефон и ловко застучал по клавишам. – Когда она станет всем доступна...

Предмет оказался у Холлис в руке. Это был телефон в сочетании с блоком GPS – правда, на корпусе виднелся надрез, откуда росли странные устройства, примотанные серебристой лентой.